Павел Лукницкий - Делегат грядущего

— Я, товарищ доктор, весь день на одной ноге простоял… — донеслось до Хурама покрытое хохотом окончание анекдота, но хохот оборвался, едва показавшийся в воротах Хурам был замечен. Скамья вмиг опустела, парень в кепке наклонился над лежавшим у его ног коленчатым валом и понес его под навес с видом отца, заботливо несущего своего ребенка.

— Перекуривали, — подошел к Хураму сконфуженный механизатор.

— Вижу… Устали, должно быть, от перекурки… Ты бы им отдохнуть велел… Товарищи, — обернулся Хурам к трактористам, приглашая их жестом, — давайте-ка сюда. Вот тут рассаживайтесь… Тащите сюда эту доску…

— Клуб надо, — хмуро произнес кто-то сзади. — Насиделись на досках уже.

— Так, правильно… Клуб надо. Вот я об этих делах и хотел поговорить с вами. Прежде всего: зарплату все получили?

— Получили хоть… Да не больно разъедешься на этой самой… зарплате нашей.

— Спецовки почему не дают?

— Общежитие обещали, а где оно? За семь верст киселя хлебать ходим.

— Верно, — спокойно заметил Хурам. — Еще что? Винников говорил, что столовая со вчерашнего дня открыта?

— Тот же кисель столовая эта. Райзовскую приспособили. Это что ж, по часам минут сорок ходить. Разве годится?

Жалобы сыпались одна за другою. Хурам кратко записывал их в блокнот.

— Хорошо. Теперь о работе поговорим. В две смены работаете?

— Три дня работали в две, потом бросили. Невозможно.

— Это почему ж невозможно?

— Темнеет рано для второй смены. А у нас лампочек, гляди сам, здесь две, а там — третья. Всё! В кучу сбившись, разве можно работать?

— А нам придется, товарищи, не в две, а в три смены работать. Не в лампочках дело — проводку наладить, хоть сотня будет. Дело в вашей охоте.

— Не будем в три смены. Новость еще…

— Днем все равно промаешься, еще ночью не спать…

— Значит, плюем на дехкан? — иронически заметил Хурам. — К осени тракторы выпустим, арбузы да дыни тракторами срезать да посасывать? А хлопок куда уж тут сеять? А, так, что ли?

Трактористы умолкли.

— Мы не виноваты, — раздраженно высказался один. — Нам обстановки не создали.

— А если создадим обстановку, значит и в три смены можно?

Трактористы снова молчали.

— Ты, Гуссейнов, — тебя, я слышал, механизатор к премированию хочет представить, значит, работник ты неплохой, как думаешь?

Гуссейнов помялся, его круглое лицо расплылось в улыбку:

— Я ничего, товарищ Хурам… Я комсомолец… Что нужно, всегда буду делать…

— И в третьей смене станешь работать? Вместе со мной?

— Разве ты тоже будешь, товарищ Хурам? — с нескрываемым удивлением переспросил Гуссейнов.

— Буду. Что, я не человек, что ли? Работать, по-твоему, не могу, когда нужно?

— Я не то… — смутился Гуссейнов. — Ты… у тебя дела много.

— Еще больше будет, беда, подумаешь!.. По рукам, значит?

Гуссейнов не нашел возражений. Хурам поочередно опросил всех. Многие отказались. Кто-то заметил язвительно: «А директор тоже будет работать?» — но Хурам пропустил замечание мимо ушей.

Вечером Хурам сидел в кабинете Винникова.

— Пятьдесят шесть трактористов и слесарей на двадцать два трактора, и наладить не могут. Разве это не безобразие?

— Безобразие, конечно, — нервно отвечал Винников. — А что я могу? Все, кажется, сделал. И зарплату выдал и столовую организовал, не понимаю, чего им надо еще?

— Сколько они получают?

Винников молча протянул таблицу со ставками. Хурам внимательно ее прочитал:

— Вот что… Я предлагаю прежде всего две меры. Во-первых, половину нештатных трактористов уволить.

— То есть как это уволить? — ошарашенный Винников отвалился на спинку стула. — Ты понимаешь, что говоришь?.. Или смеяться вздумал? В самый горячий момент вдруг ни с того ни с сего увольнять? Работа и так не идет, а ты — увольнять?

— Оттого и не идет, что там швали у тебя много.

Винников раздраженно заспорил, доказывая, что увольнять рабочих сейчас, какие бы они ни были, — безумие и верный срыв посевной. Новых-то ведь не найти. Откуда возьмешь? Хурам слушал спокойно и не возражал, пока Винников не умолк сам, убежденный в силе и правоте своих доводов.

— Значит, отказываешься?

— Конечно, это ты недодумал чего-то.

— Отказываешься?

— Отказываюсь.

— Тогда я сам увольняю их. Как начальник политотдела…

Винников побледнел:

— Ты превышаешь свои права.

— Понимай как хочешь. Ответственность, конечно, я беру на себя.

— Еще что ты предлагаешь? — со злобой давя папиросу в пепельнице и одновременно вставляя в рот новую, пробормотал Винников.

— Еще? Зарплату оставшимся я повышаю на двадцать процентов.

Винников двумя ладонями навалился на стол, и тусклые глаза его блеснули негодованием:

— Ну, это уж… это уж… — он захлебнулся, — этот номер тебе не пройдет. Смотрите, пожалуйста… Финансовые дела-то никак уж тебя не касаются. С ума сошел просто. В МТС стотысячная задолженность, и так, можно сказать, задыхаемся, а он… Да прежде всего ставки утверждены Наркомфином, никто тебе их менять не позволит… Это было бы преступлением. Этого я не допущу. Понимаешь? Не допущу. Все-таки директор МТС я, а не ты. Раскатился. Думаешь, все уж можно тебе, — чего твоя левая нога хочет? Шалишь… Не по-советски рассуждать начал.

— Ну, насчет того, кто из нас по-советски рассуждает, мы спорить не будем, — хладнокровно возразил Хурам, — но меру эту я все-таки проведу.

— Нет, не проведешь, — кипел Винников. — Это что ж значит? Рвачам потакать? Совсем уж зарапортовался.

— Погоди. — Хурам положил ладонь на дрожащие пальцы Винникова. — Погоди, не волнуйся… Ты можешь меня спокойно выслушать?

Винников налил себе из графина воды. Возражения так и рвались с его языка. Он, однако, пересилил себя.

— Говори… Все равно ничего не докажешь.

— Скажи, пожалуйста… Когда мы первые заводы строили, не было у нас своих инженеров, мы платили бешеные ставки старым специалистам? Платили? А разве не было среди них рвачей? Но большинство, уверяю тебя, работало не из-за одних только денег. И поощряя их, мы вместе с тем политической работой привлекали таких на свою сторону. И разве сейчас они не преданы нам, разве сейчас, отдавая все свои силы работе, они думают о деньгах?

— Чепуха! И время было другое, и обстановка не та. А нас, ты думаешь, за это погладили бы по головке?

— А если мы посевную сорвем, нас погладят? — саркастически произнес Хурам. — Так уж лучше пусть меня кроют за две-три лишние тысячи, чем за пустые поля.

— А что людей ты испортишь, это, по-твоему, как?

— Во-первых, об этом ты не беспокойся. У меня в голове все-таки есть кое-что, чтоб их не испортить. Во-вторых, сорвав посевную, ты не десяток людей, а многие сотни колхозников по миру пустишь и тем самым настроишь их антисоветски. А в-третьих, мера эта временная. После ремонта переведем всех на сдельщину. Тогда сам собой отрегулируется их заработок.