Павел Лукницкий - Делегат грядущего

Он ждал конца, и напряженные его нервы запрещали ему шевельнуться, он инстинктивно твердил себе, что если он шевельнется, если он хотя бы чуть сдвинет ногу, выставленную вперед для упора и словно вросшую в мокрую глину крыши, — конца никогда не будет. Дождь срывался с его бороды струей, свернутой ветром на сторону.

Вода начала спадать быстро и неожиданно. Поток вдруг измельчал и замедлил бег. Скоро по улице, прорезая густую, как кофейная гуща, жижу, побежали тонкие чистые ручейки. Все бревна, обломки, камни, изуродованные остатки вещей остановились, высовываясь из жижи, которая обтекала их медленно, почти осторожно. Дождь прекратился тоже. Только тучи еще неслись, поднимаясь и кое-где в прорывах показывая куски голубого неба. Стало светлее и тише. Силь кончился так же внезапно, как начался, предоставив людям разбираться в последствиях натворенных им бед. Вопли женщин, голоса перекрикивающихся мужчин раздавались отчетливее и резче.

Одильбек тяжело провел ладонями от лба к бороде, выбрал ногу, до щиколотки увязшую в глине, и, ни на кого не глядя, отошел в другой угол крыши. Постоял там, одинокий, взглянул на небо, с которого непрошенно брызнул яркий солнечный луч, и медленно опустился на размякший кирпич. Принужденно повернул голову в сторону нижней долины — туда, где час назад виднелась черная рябь засеянных кишлаком борозд, задержал взгляд на поблескивающей коричневой болотообразной глади и, резко отвернувшись, уронил старческое лицо на ладони.

Шукалов нечаянно проследил этот взгляд и, почувствовав в груди острое колотье, отвернулся. Дехкане разбрелись по крыше в разные стороны, словно им было стыдно оставаться друг с другом.

За все время силя никто никому не сказал ни слова.

Шукалов первый понял, что сейчас надо что-то такое сказать. Слова не приходили на ум, и, сделав над собой усилие, Шукалов громко и бессмысленно проговорил:

— Ну вот… Солнце светит…

Дехкане словно только и ждали этого слова, все разом, перебивая друг друга, заговорили. Глубоко, точно впервые в жизни, вздохнув, Шукалов вдруг проникся жаждою деятельности:

— Товарищи… Надо скорей организовать спасательные бригады.

— Пусть Одильбек назначает, кому что делать! — выкрикнул один из них.

Шукалов поглядел на поникшую спину сидящего в отдалении Одильбека и тихо сказал:

— Не надо. Оставьте сейчас его. Я всем распоряжусь сам.

Одильбек, однако, услышал слова дехканина, с усилием поднялся и, глядя прямо перед собой красными, потерянными глазами, виновато сказал:

— Товарищ Шукалов… Можно мне пойти?

И Шукалов, поняв, к у д а хочет идти Одильбек, поспешно и просто сказал:

— Иди. Посмотри…

Одильбек подошел к краю крыши, медленно сполз на дувал, оттуда на улицу и побрел, увязая по колено в глубокой жидкой грязи.

Записка Шукалова, взбудоражившая всю Румдару, была лаконична и требовала немедленных действий:

«Товарищ Хурам! Внезапный катастрофический силь уничтожил половину кишлака Хунук и его посевов. Есть человеческие жертвы, сколько именно — еще не выяснили. Погибло много скота. Многие дехкане остались без крова. Мною организованы спасательные команды из комсомольцев и активистов. Паника ликвидирована. Требуется немедленная помощь одеждой, продовольствием, палатками. Пришлите врача и медикаменты. Настроение дехкан подавленное, поэтому желателен ваш личный приезд».

Дехканин, прискакавший с запиской в политотдел, загнал свою лошадь и был слишком взволнован, чтоб Хурам мог добиться от него толку. Он сидел в кабинете Хурама и на все вопросы отвечал монотонно:

— Большая беда… Не знаю, за какой грех от аллаха беда… Люди погибли, овцы погибли, дома погибли, хлопок погиб, все погибло. Беда, вой, алла, большая беда, от аллаха беда…

Хурам махнул на него рукой, решив, что парень свихнулся от пережитых впечатлений.

Была уже ночь. Хурам не отрывался от телефона, подняв на ноги все районное руководство и делая десятки распоряжений. Все политотдельцы разбежались по городу, принимая срочные меры. Леонов, Арефьев, Винников, Баймутдинов — все были извещены Хурамом о происшедшем несчастье и, действуя, перезванивались поминутно. Хурам послал нарочного в кишлак Оббиор с распоряжением приготовить всех имеющихся лошадей и ишаков для перевозки грузов и, мобилизовав весь актив, немедленно направить его к Хунуку для оказания помощи бедствующему населению.

В четыре часа утра колонна автогрузовиков, груженных мукой, рисом, инструментами, палатками, брезентом и всем, что могло оказаться нужным, тронулась из Румдары. На первом грузовике выехали подрывники с аммоналом, чтоб расчистить дорогу там, где она могла быть завалена оползнями и обвалами. Хурам, Винников, Арефьев и районный врач с санитаром выехали вперед на легковой машине. Леонов остался в городе, чтобы район не был без руководства.

Только сейчас, за рулем переваливающейся на арыках машины, Хурам нашел время для размышлений.

— Хорошо, что там в это время оказался Шукалов, — не отводя глаз от бегущей навстречу дороги, кинул он Арефьеву, сидевшему рядом с ним.

— Да, видно, он сразу организовал все, что мог, — ответил Арефьев.

— Дело не только в этом. В таких случаях обстановку стараются использовать всякие реакционные элементы…

— Ну, там, к счастью, как раз нет байства. Ты сам мне всегда твердил.

— Баев нет, а халифа́ и всякая шушера есть. Вот этот, что записку привез, сидел у меня, ныл: «аллах, аллах», за грехи, мол, аллах покарал. Он-то, конечно, просто ошалел с горя, но кое-кто такие настроения может использовать. Тут для религиозной агитации готовая почва… Да, не забудь еще: как раз перед самым Первым мая. Только они собирались праздновать…

— А ты думаешь, Шукалов это учтет?

— Не знаю… Парень-то он серьезный… — сказал Хурам, переводя запрыгавшую по щебню машину на вторую скорость. — Вот мерзость дорога!

Проехав щебень и снова газуя, Хурам как бы между прочим спросил Арефьева:

— А ты не знаешь, почему Баймутдинов отказался поехать с нами?

— Может, обиделся, решив, что ему места в машине нет?

— Неправда… Я ему предложил в первую очередь. Верно, Винников? — обернулся от руля Хурам. — Ты сел после того, как Баймутдинов отказался ехать?

Винников, сидевший сзади между врачом и санитаром, отозвался:

— А черт его знает… Не больно я с ним разговаривал… Цацкаться еще с ним!..

— Ну, его дело! — промолвил Хурам и замолчал.

При въезде в кишлак Оббиор, раскинувшийся у поворота в боковую долину, за которой начинался подъем к Хунуку, машину остановила группа дехкан. Они сообщили, что их народ давно ушел на помощь хунукцам, что все восемьдесят имеющихся в кишлаке ишаков вместе с погонщиками ждут груза с машин и что дальше дорога завалена и размыта и надо пересаживаться на лошадей.