Петр Капица - Неслышный зов

— Ты теперь самый близкий, — говорила Сусанна. — Перед тобой у меня нет никаких тайн. Где бы я ни была, я все время думаю о тебе и скучаю… Стремлюсь сюда. Не в наказание ли мне это? Я ведь не признавала ничего такого. А это и радость, и горе. Почему я не родилась позже тебя?

— Что бы тогда было? Разве возраст играет какую-нибудь роль?

— Играет, — ответила она. — И немаловажную.

Когда Сусанна ушла, я был в радостном возбуждении. Мысли о ней придавали важность всему, что я делал. Хотелось немедля сесть за стол и наверстать упущенное.

Осенью двор фабзавуча заполнился подростками нового набора, а для «стариков» было вывешено объявление:

«С 15 сентября сего года ученики второго года обучения идут на производственную практику в железнодорожные мастерские. В связи с этим изменить расписание: на теорию отводится два часа, на практику — шесть».

Собираясь на практику, футболезцы подстриглись, надели новые спецовки. Литейный цех железнодорожных мастерских оказался обширным, как ангар. Под грязной застекленной крышей, гудя и позванивая, разъезжали два мостовых крана, помогая формовщикам разнимать огромные опоки, а плавильщикам — развозить наполненные расплавленным металлом ковши. Со всех сторон трещали автоматические трамбовки, шипел сжатый воздух. Гудели, каждая по-особому, сталеплавильная печь и вагранка. Здесь люди не говорили, а кричали. В темных очках и широкополых войлочных шляпах плавильщики походили на мексиканцев.

Фабзавучников мастер усадил в своей конторке. Глядя на подростков боком, словно курица, он предупредил:

— Товарищи огольцы! Цех горячий, строгий. Если будете баловать да бегать по нему… можно угодить в незастывший металл. А это значит — костыли. Можно остаться без ног или еще хуже… сгореть. Если замечу хоть малое озорство, отниму рабочий номерок. А без него, известно, в мастерские не пустят. Пойдете плакаться к своему начальству. Ясно-понятно?

Мастер велел фабзавучникам в дальнем углу цеха очистить обширный участок от хлама, затем приказал наносить формовочной земли, опок.

— Разделитесь на две бригады, выберите старших, — посоветовал Ясно-Понятно. — Первое время будете выполнять простую работу — формовать тормозные колодки. До вас двадцать пять опок в день выставлял вон тот, носатый, — указал он на высокого детину в заношенной спецовке. — Перекроете его?

— Постараемся, — ответил Маслюков.

Разделившись на две группы, футболисты выбрали старшим Лапышева, а не игравшие в футбол — спорщика Мотю Седунова. Бригадиры сходили в конторку и принесли восемь сильно изношенных, с облупленной краской моделей. Они действительно были просты — без всяких выступов и отверстий. Восемь изогнутых брусков. Если приставить один к другому, получится колесо.

— Работенка для дикарей из племени ньям-ньям, — определил Виванов. — Вот так производственная практика!

Но делать было нечего. Чтобы не оплошать, работали не спеша. Остальные же, усевшись вокруг, кто на пустых опоках, кто на ситах, курили и давали советы.

К гудку в дальнем конце цеха под заливку выстроились только шестнадцать опок.

— Не густо, — сказал мастер. — За пару болванок платят по тридцать восемь копеек. Значит, за смену вы заработали шесть целковых с грошами. Всем даже на обеды не хватит. Неважные из вас кормильцы!

На другой день, чтобы не слышать попреков, фабзавучники заполнили весь свой угол готовыми формами. А мастер опять был недоволен.

— Где же тут у вас заливщики пройдут? Мне больше тридцати форм не нужно. Чугуна не хватит.

В других цехах фабзавучников приняли еще хуже. Старые производственники привыкли работать с подручными. «Ванька, подай… Ванька, сбегай… Ванька, притащи…» Чтобы выучиться мастерству, они сами в юности по пять лет были на побегушках. Этого ждали и от новичков. А те заартачились:

— Мы учиться пришли, а не за папиросами бегать да стружку подметать.

Многие фабзавучники бродили неприкаянными в цехах. И производственники не обращали на них внимания.

— К чему мне такой подручный? — говорили некоторые из них. — Он не слушается, грубит, а я его тронуть не смей. Нешто так выучишь?

В механическом цехе для низкорослых токарей отвели угол, где стоял огромный строгальный станок. Мастер закрепил чугунную болванку, приладил к суппорту резец и пустил в ход.

— Наблюдайте, — сказал он, — учитесь.

А сам ушел.

Работа на строгальном простая: суппорт движется над болванкой взад-вперед и срезает с нее резцом стружку. Только смотри за станком, а делать ничего не надо.

Ходили мальчишки с девчонками вокруг станка, ходили… пока не надоело смотреть за резцом. Копнов от скуки придумал себе занятие.

— Ребята, глядите, какой я трюк покажу!

Он взобрался на станину, подождал, пока к нему подойдет суппорт, и разом оседлал его. Сел верхом и разъезжает. Из-под резца искры брызжут и стружка отлетает.

Других мальчишек зависть взяла, им тоже захотелось перед девчонками удаль показать.

— Слезай, что ты так долго катаешься!

Копнов изловчился и спрыгнул на цементный пол. Его место занял самый вертлявый токаришка, но не очень храбрый — Вовка Пушко. Устроившись на суппорте, он побледнел, съежился и с опаской поглядывал на вылетавшие искры. Чего доброго, можно в станок угодить.

— Нет, лучше я в другой раз, — через минуту сказал он.

— А тоже — просился! Вот как надо сидеть, — бравировал Копнов, опять залезая на суппорт.

В это время из-за станков вышел мастер и крикнул:

— Вы что, стервецы, делаете? Живо слезай!

Копнов спрыгнул, да неловко: зацепился карманом за болт. Его потащило к шестеренкам.

Завизжали девчонки. Мастер дернул за приводной ремень, сорвал его со шкива. Суппорт остановился.

— Паршивцы! — закричал мастер. — Рано вам самостоятельность дают! Сами, подлецы, покалечитесь и других под тюрягу подведете! Вон все из цеха…

Набедокурили и монтажники. Привели их в депо, где ремонтировались паровозы, поставили в сторонке и сказали:

— Стойте и смотрите. Привыкайте к паровозному делу.

А кому охота просто так торчать? Фабзавучники разбрелись по депо, принялись у слесарей работу выпрашивать. Те позволяли парнишкам протирать буксы, чистить от нагара топки и трубы.

За два дня фабзавучники так извозились, что стали похожи на трубочистов.

Паровозники смеялись:

— Ничего, привыкайте, от мазута еще никто не умирал.

Фабзавучникам, конечно, хотелось слесарных дел — пошабрить, пригнать, подпилить. А им продолжали давать самую никудышную работу подсобников. Почисти… керосинцем промой… ветошью протри.

— Три, три и — дырка, — ворчал Шмот. — Слесарное дело забудем.