Владимир Пищулин - Зарницы над полигоном

Постояв с минуту, Фролов вернулся в кабину. Подполковник Назаров, не отрываясь от экрана, спросил:

— А вы догадываетесь, почему вас из строя вывели?

— Блажь в голову Михайлову пришла.

— Вы уверены? Боюсь, что не так. Их задача не вас, не меня, а расчеты проверить. Заранее все продумано. Не переживайте.

Регламентные работы подходили к концу, и подполковник Назаров с нетерпением посматривал на часы: не опоздать бы сообщить на КП о готовности дивизиона к бою. Двое проверяющих, закончив свои дела, пошли в палатку. Мимо них пробежал капитан Маркелов. Он еще по дороге составил текст боевого листка и в палатке, отведенной под Ленинскую комнату, сбросив ремень, шапку, из планшетки выхватил красный карандаш и торопливо начал писать. «В условиях, приближенных к боевым, рядовой Зюзин и лейтенант Анисин сумели подготовить боевую технику». Тут он остановился. Нет, не такие, казалось ему, нужны были слова. Хотелось о Викторе сказать тепло и так, чтобы все поняли, в каком трудном положении оказался человек.

А между тем в эти минуты произошло то, чего никто не предвидел. Вначале лейтенант Анисин подумал, что он забыл включить тумблер, щелкнул им, стрелка на приборе упала и чуть вздрогнула. Виктор повернул до отказа потенциометр, но это не помогло. Он изменил режим питания блока, однако едва ожившая стрелка прибора не хотела подниматься по шкале к красной риске. Она, точно усталый путник, теряла силы, а Анисин, глядя на нее, изменился в лице и почувствовал, что по рукам и ногам поднимается холод и перехватывает дыхание.

«Спокойно, Анисин, — приказал он себе и, протянув руку, как делают хирурги во время операции, коротко бросил Зюзину: — Лампу. Не ту. Усилитель».

В мягких, словно ладошка, наушниках послышался хриплый и тревожный голос Обручева.

— Анисин, дай выход. У меня нет выхода.

— Даю, ну чего ты, даю!

— Пятый, в чем дело? — вмешался в разговор Назаров.

— Нет выходного, товарищ подполковник, — ответил Анисин.

— Вскрой блок и проверь лампы.

— Понял.

Анисин выдвинул блок, проверил на работоспособность лампы, прочистил еще раз контакты, но стрелка прибора вновь отклонилась всего лишь на несколько делений. Цепь, значит, была. Схема работала. Но вот в ней бегущие потоком электроны будто натыкались на что-то, скапливались и искали другой выход, однако, обреченные на строгое исполнение только одного, предписанного им природой закона прямолинейного движения, не могли найти его. Где-то путь перед ними сужался, и потому прорывались только «счастливчики», о которых слабо и неуверенно извещала стрелка прибора. И Анисин, глядя на нее, прикидывал то, что, вероятнее всего, могло быть этому причиной.

Он не предполагал даже, что простейшая на вид неисправность была следствием чьей-то грубой ошибки. Ибо все шло вопреки здравой логике, утвержденным инструкциям и уже проверенным на практике аналогичным случаям. Стоявший за спиной Зюзин смотрел растерянно на лейтенанта, готов был в любую минуту помочь ему, ждал указаний и зачем-то держал в руке совсем ненужную лампу. Перевернув блок, Анисин осмотрел схему, но ничто не вызывало сомнений: каждая деталь и уложенная в жгуты проводка были новыми. Снимать же параметры с каскадов он пока не решался. Это был крайний случай, да и не позволяло время. А оно подходило к концу, но Виктор верил в себя и не терял надежды устранить неисправность. Однако что случилось дальше, он не сразу понял. Кто-то влетел в кабину и оттолкнул его от пульта. Оглянувшись, Анисин увидел капитана Фролова. Он зло и сердито смотрел на него сверху.

— Вы что делаете, мальчишка! — хрипло произнес он. — Дивизион из-за вас снимут. Что смотрите на меня. Где, что произошло, говорите!

«Ну, все, дождался я своего!» — с ужасом подумал Анисин. И перед лицом этого человека он почувствовал себя ничтожным, беспомощным и раздавленным. Все вмиг куда-то удалилось. Фролова окутал и скрыл с глаз хлынувший в двери морозный воздух, а сам Виктор, как это было с ним однажды, в детстве, словно оказался на дне глубокого песчаного оврага. Он полз вверх, карабкался, а песок осыпался, и он по нему сползал вниз, точно на санках.

Дверь кабины вдруг открылась. Вошел майор Михайлов, сказал тихо, но твердо:

— Капитан Фролов, прошу покинуть кабину. Вы «убиты»!

Фролов недовольно взглянул на него, втянул в себя всей грудью воздух, устало сгорбившись, покорно вышел.

— Лейтенант Анисин, продолжайте работать. Возьмите ларингофон, — сказал Михайлов.

Виктор исполнил его команду, но на блок все еще боялся глянуть и только для вида щелкнул одним, затем другим тумблером.

— Анисин, слушайте меня, соберитесь с мыслями. Не спешите, — услышал он спокойный и знакомый голос командира. Говорил он тихо и так, что с каждым его словом Виктору становилось легче. Он начал соображать. — Снимите параметры, Анисин. Вспомните, может, встречали подобное. Если нет, загляните в инструкцию. Действуйте порядком исключения. Вы же знаете, знаете эту методику. И не волнуйтесь. Поняли, Анисин?!

Лейтенант взглянул на майора Михайлова, тот одобрительно кивнул головой и встал с ним рядом. Иногда он помогал Анисину подключать приборы, считывал показания, а затем и сам принялся искать неисправность.

— Это уже интересно, — рассуждал он вслух. — И знаете чем, Анисин? Своей нелогичностью. Неисправность может быть здесь и здесь… А в чем же дело?

— Товарищ майор, здесь… Что-то здесь.

— Ну, ну и что? Рассуждайте, думайте. Хотя, я вижу, все тут будто бы исправно.

— Внешне, товарищ майор. Смотрите, здесь должно стоять сопротивление на тридцать ом, а это, видите, в десять раз больше!

Выйдя из кабины, капитан Фролов решительно не знал, что теперь ему делать. В таком глупом положении он оказался впервые, был на всех зол и бессилен. К тому же во всем случившемся он находил страшную несправедливость: кто-то совершает ошибки, показывает свою беспомощность, а он должен расплачиваться.

«И правильно, — усмехнулся он. — Не сумел настоять на своем, нечего искать виновников».

Но этим он сам себя не успокоил. И не хотел возвращаться в кабину. Там делать ему нечего. Проверяющие не посмотрят на неопытность лейтенанта Анисина и никого не допустят к стрельбам. При этой мысли Фролов даже остановился, закрыл глаза и будто лишился сил идти дальше. Так он простоял с минуту, заем медленно и устало вошел в пустую палатку. Кто-то в ней растопил печь, бросил рядом дровишек и ушел. Фролов пододвинул табуретку, сел и принялся растирать покрасневшие на холоде руки.

«Хорошо, я виноват, проявил беспринципность. Но что скажет в свое оправдание Назаров? Решил провезти психологический эксперимент. Вот и провел. Как же, он смелый! Почему бы и не быть смелым, когда нет позади мостов? Видите ли, моральная ответственность, честь дивизиона. А вот теперь что? На прошлые заслуги никто не посмотрит… И шишки раздавать будут каждому. Нет, во что играем, во что играем? А этот Михайлов. Властью решил воспользоваться: «Товарищ капитан, вы «убиты»! На «вы» перешел. Ах, дело-то и не в этом! Столько готовиться и срезаться из-за одного».