Алексей Горбачев - Подвиг доктора Бушуева

Сегодня неподалёку от аптеки Фёдор Иванович неожиданно встретил на улице знакомого сельского фельдшера Николаева. Видом своим и одеждой тот сейчас ничем не отличался от простого деревенского жителя. Одет он был в старый кожушок, в барашковую шапку-ушанку, на ногах запыленные стоптанные сапоги, за спиной у него висела тощая котомка.

— Николай Николаевич! — воскликнул обрадованный доктор Бушуев.

— Фёдор Иванович! Здравствуйте! — отозвался фельдшер.

Они обменялись крепкими рукопожатиями и удивлённо рассматривали друг друга. Нет, не ожидали они этой встречи.

— Какими судьбами, Николай Николаевич? — спросил доктор.

— Да вот пришёл в город обменять шило на мыло, — улыбнулся фельдшер.

— Давай-ка присядем, друг мой, — предложил Фёдор Иванович и, не дожидаясь согласия, подхватил Николаева под руку и повёл его в ближайший скверик.

Хирург Бушуев когда-то часто ездил в большое отдалённое село на фельдшерский пункт к Николаеву для консультаций, и до сих пор помнились ему эти поездки. Николай Николаевич был хлебосольным, широкой души человеком.

Обычно после всех медицинских дел фельдшер запрягал быструю лошадку и увозил доктора, как он выражался, на лоно природы — в луга, на колхозную пасеку. Там они рыбачили, выпивали по доброму стакану крепкой домашней вишневки, закусывая душистым медом. В одно лето Фёдор Иванович уговорил жену провести отпуск у Николаева. Лиза сперва возражала, а потом нахвалиться не могла и лугом, и речкой, и ночными кострами на берегу. А как доволен был малыш Филька, сколько было радости и крика, когда он впервые сам поймал удочкой крохотную рыбёшку. А какую Николаев уху варил — объедение и только!

Всякий раз, когда фельдшер по делам бывал в городе, он непременно заходил домой к Бушуевым, чтобы проведать своего друга Филиппа Фёдоровича, как называл он Фильку, и малыш всегда радовался встрече с дядей Колей, потому что дядя Коля щедро баловал его гостинцами.

Сейчас доктор и фельдшер присели в безлюдном скверике на скамейку, усыпанную желтой листвой.

— Значит, и ты эвакуироваться не успел, — сочувственно сказал Фёдор Иванович.

— Как видите, не успел, — вздохнул Николаев.

— А как живешь? Что поделываешь?

— Работаю потихоньку. Наше дело такое — больные всегда найдутся.

— Скверное наше дело, Николаи Николаевич, — сказал доктор. — Я, например, не думал, не гадал, что так всё нескладно получится.

— Да ведь оно как говорится: чему быть, того не миновать.

— К покорности призываешь? — Фёдор Иванович огляделся по сторонам и, склонившись к самому уху собеседника, осторожно спросил: — Ты лучше скажи мне — про партизан ничего не слышал? Говорят, есть они в ваших лесах.

— Да ведь леса наши большие, попробуйте узнать, что там имеется, — развёл руками фельдшер и, подхватив котомку, неожиданно заторопился. — Извините, Фёдор Иванович, уходить мне пора. Засветло нужно добраться до ближайшей деревеньки. Ночью-то ходить опасно.

Фёдор Иванович разочарованно смотрел на сельского фельдшера: ничего тот не знает о партизанах. Он почему-то был уверен, что если бы Николаев хоть что-нибудь знал о них, не утаил бы от него по старой дружбе.

Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны, ещё не зная о том, что скоро пути их скрестятся.

«Совсем изменился Николаев… Мешочником заделался, живёт, наверное, тише воды, ниже травы, а каким человеком был», — с сожалением думал Фёдор Иванович о сельском фельдшере. К сожалению примешивалось и другое чувство — осуждение. Он всегда осуждал людей, которые, встретив беду, покорно говорили, дескать, чему быть, того не миновать…

Эта случайная встреча с фельдшером оставила неприятный осадок в душе Фёдора Ивановича. Не заходя домой, он направился в знакомую кухоньку к Елене Степановне Соколовой.

Хозяйки дома не оказалось. На полу, разложив кубики, что-то усердно мастерил её малыш. Увидев доктора, мальчик обрадовался.

— Здравствуйте, дяденька доктор, а я уже не больной и бегать могу, — сообщил он.

Фёдор Иванович погладил мальчика по светлой головке.

— Ты совсем молодчина.

— Давайте строить домик, — предложил малыш.

— Ну что ж, давай, брат, строить. Строить — это хорошо, строители — самый почётный в мире народ. А ну-ка покажи, что у тебя имеется, — Фёдор Иванович присел на табуретку и стал внимательно рассматривать ребячье богатство — игрушки.

— Это пароход, а это пушка, — доверчиво пояснял мальчик.

— Эге, да ты богатый человек, Филя.

Мальчик неожиданно расхохотался.

— А я совсем не Филя, а Вова, не Филя, а Вова! — сквозь смех выкрикивал он.

— Да, да, помню — Вова, Владимир… Извини, брат, ошибся, — с неловкой улыбкой проговорил Фёдор Иванович. Сейчас он думал о Фильке, сейчас он припомнил, как вот так же строил с сыном на полу домики, как возился с ним.

Где он теперь, его Филька?

Нестерпимая острая тоска сдавила сердце, полынно-горький комок подполз к горлу.

А Вова тараторил о чём-то своем, смысл его слов смутно доходил до сознания доктора.

С ведром в руках вошла хозяйка. На ней была старая, вся в заплатах кофта, ситцевая с подоткнутым подолом юбка.

— Ой! — смущённо воскликнула Елена Степановна, одёргивая юбку, и скороговоркой сообщила: — А я у офицеров полы мыла. Уж такие свиньи, грязь хоть лопатой выгребай.

— Да, пришли, пакостят, а нам убирать приходится.

— Что поделаешь, — вздохнула хозяйка, — жить чем-то надо…

Фёдор Иванович сказал, что заглянул на минутку к Вове — своему старому пациенту. На самом же деле в мыслях у него было совсем другое: быть может, разбитной хозяйке посчастливилось узнать что-нибудь о партизанах. Он даже подозревал, что она не одна ухаживала за раненым красноармейцем, надёжно упрятанным в погребе. Быть может, именно отсюда поведет ниточка к тем, кого он так настойчиво ищет. Ведь настанет же время выздоровления и красноармейца и лётчика Казакова, а что с ними делать потом? Он как-то сказал Майе о своем желании найти партизан и услышал странный ответ: «Если вы им понадобитесь, они сами найдут вас». Хорошенькое дело! Жди, когда понадобишься. А если они обойдутся без него? Нет, подобное ожидание не устраивало Фёдора Ивановича.

Разговор с Еленой Степановной не клеился. Они говорили о дороговизне на рынке, о приближающихся холодах.

— Голуби прилетели, на сарае сидят, — как бы между прочим сказала хозяйка.

Мальчик вскочил на ноги. Глазенки у него заблестели.

— Мама, я пойду посмотрю.

— Сейчас одену тебя. Выйди, сынок, посмотри.

Когда Вова скрылся за дверью, Елена Степановна начала:

— Фёдор Иванович, посоветуйте, что делать? Парень-то ваш красноармеец почти совсем выздоровел, мается в темноте. Скажите, куда отправить его. Может, знаете о партизанах? К ним ему хочется.