Алексей Горбачев - Подвиг доктора Бушуева

Вечером пришёл Зернов.

— Ну как ваш поход в лагерь, Фёдор Иванович? — спросил он.

— Не поход, а пытка. Меня снова фотографировали с каким-то субъектом, который изображал откормленного пленного.

— Старая песня, — махнул рукой Зернов. — Не встретили знакомых?

— Нет, никого. Мне кажется, что я совершенно бессилен и ничем не смогу помочь пленным.

— Рано складываете оружие, Фёдор Иванович, — сказал Зернов. — Помочь им можно и нужно.

— Но я не вижу никакой возможности.

— Есть одна возможность: освободить пленных, — с жаром вставила Майя.

— Я не расположен к шуткам, — отмахнулся Фёдор Иванович.

— Мы тоже не расположены шутить, — подхватил Зернов. — Принято решение разрушить лагерь и освободить пленных.

Фёдор Иванович изумлённо посматривал то на Майю, то на Зернова, не веря своим ушам. Да что они в самом деле, смеются над ним? Да знают ли они, что такое лагерь и какая там охрана?

— Знаем — будет трудно, может быть, очень трудно, — продолжал Зернов. — Но не для испытания ваших нервов поручили вам, Фёдор Иванович, проникнуть за колючую проволоку. Могу посвятить вас в наши планы. Вот что мы придумали…

С недавних пор доктор Безродный решил зажить по-иному. Он видел, как разъезжает по городу в санках Бушуев, видел заманчивую вывеску на бушуевском доме: «Приём с 3 часов дня до 6 часов вечера». Частный приём… Ему тоже захотелось иметь свой домашний кабинетик, свои санки, своего кучера. В самом деле, если можно Бушуеву, почему нельзя ему? Если Бушуев живёт на широкую ногу и даже хвалится этим, то почему не может жить так же и он, доктор Безродный? Может и должен! Сперва частный приём, а там, глядишь, и своя больничка… Но одному ему трудно — нужен помощник, а ещё лучше — хорошая помощница, хозяйка. Не станет же он приглашать в помощники придурковатого фельдшера Николаева. Впрочем, Николаев человек исполнительный и без особых претензий, можно потом и его перетащить к себе, пусть работает, такому пообещать больше, чем платит Бушуев, и он переметнётся…

Доктор Безродный уже облюбовал себе уютный домик, пока можно его снять под квартиру, а потом этот домик купить по сходной цене.

Дело только за помощницей. А разве найдёшь помощницу лучше, чем операционная сестра Майя? Всё-таки они с ней были когда-то дружны. Правда, она отвергла его признание, но то было тогда, ещё до войны, с тех пор много воды утекло. Нужно поговорить с Майей, может быть, она одумалась.

Доктор Безродный так размечтался, что уже видел себя в большой собственной больнице, где все относятся к нему с почтительным уважением. Сегодня он был даже рад, что Бушуева опять пригласили в немецкий госпиталь. Безродному хотелось наедине поговорить с Майей. Ещё находясь под впечатлением заманчивых грёз о собственной больнице, он тихо сказал ей:

— Только ты одна можешь понять душу человека.

— Чужая душа — потёмки, — неопределенно сказала она.

— Верно — потёмки! — подхватил он. — Но если осветить душу откровенным признанием, если открыто поведать о том, что задумано, всё будет ясно и понятно. — Он вплотную подошёл к ней и заглянул в глаза. — Я хочу последовать примеру Фёдора Ивановича, я всё обдумал, всё рассчитал и даже кое-что сделал. Я открываю частный приём и предлагаю тебе, Майечка, быть моей помощницей.

— Какой приём? — не поняла она.

— Обыкновенный, частный врачебный приём. Я уже подыскал домик. Ты будешь в нём хозяйкой. Хватит нам работать в этом тёмном бараке. Мы жить можем красивее, лучше…

— Я тронута твоим предложением, но вынуждена отказаться.

— Почему, Майя? Ты только подумай, ты только представь себе, что мы можем сделать вдвоём, — торопливо уговаривал Безродный.

— Мы с тобой никогда не поймём друг друга. До свидания, доктор, извини, у меня нет времени.

Ещё не веря в своё поражение, он ухватил её за руку.

— Майя, не принимай поспешных решений, подумай.

— У меня нет желания продолжать этот бесполезный разговор, доктор Безродный!

— Ага, нет времени… А для Бушуева время находишь? Да? Находишь, потому что он больше платит, потому что тебя устраивает быть его любовницей…

Майя вздрогнула, но, сдерживая гнев, тихо сказала:

— Я не думала, что ты такой. Уйди.

Поругивая несговорчивую Майю, доктор Безродный пустынными переулками пробирался домой. Было ветрено и скользко.

Неподалёку от своего дома он услышал какие-то выстрелы и в страхе прижался к забору. Вскоре всё стихло. Продрогший Безродный долго стоял под забором, не решаясь двинуться дальше, и вдруг рядом послышались шаги и немецкая речь. Не помня себя, он метнулся в сторону.

— Хальт! — раздался грозный окрик и устрашающий щёлк затвора.

Дальше всё произошло, как в кошмарном сне. Безродного схватили, быстро скрутили ему руки и поволокли куда-то, потом бросили в кузов машины, потом ударил в глаза ослепительно яркий, словно близкая вспышка молнии, электрический свет, и Безродный увидел перед собой немецкого офицера.

— Партизан? — спросил офицер.

— Нет, я не партизан, не партизан, — с дрожью в голосе пролепетал Безродный.

— Только правда может спасти вам жизнь, — резко бросил офицер.

— Я говорю правду, правду говорю, я врач, я работаю в больнице у Бушуева, у доктора Бушуева, который оперировал вашего господина коменданта. Можете спросить у доктора Бушуева, он подтвердит, он знает меня, давно знает.

— Что вам известно о партизанах? — опять резко спросил офицер.

— Ничего неизвестно, честное слово, ничего неизвестно, я врач, я работаю в больнице у доктора Бушуева.

— У вас будет много времени, чтобы подумать над своей судьбой. Повторяю — только откровенное признание может спасти вам жизнь, — сказал офицер и кивнул конвоирам. Те подхватили Безродного и втолкнули его в какую-то тёмную холодную комнату.

Он рухнул на пол и разрыдался. Порою ему хотелось вскочить и забарабанить ногами в дверь (руки были по-прежнему связаны), чтобы снова и снова повторять офицеру, что он говорил правду, что он знать ничего не знает о каких-то партизанах.

У доктора Безродного действительно оказалось много времени для того, чтобы поразмыслить над своей судьбой. Ему всё чудилось: вот-вот заскрипит дверь и войдут конвоиры и снова поволокут его, бросят в кузов машины и увезут на расстрел. Он слышал, что именно так увозили заключённых и убивали за городам в противотанковом рву…

Но за что? За что его должны расстрелять? Нет, не могут, не могут они расстреливать совсем невиновного…

Сейчас доктору Безродному вспомнились полные ужаса и страха фронтовые дни — с бомбёжками, с обстрелами… Но те далёкие дни казались ему детской забавой, потому что тогда он мог схитрить, потому что тогда он до некоторой степени был хозяином своей судьбы. Даже в тот час, когда гитлеровцы, прорвав оборону, появились в расположении полкового медицинского пункта, он сумел уцелеть… А теперь? Что будет с ним теперь?..