Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

В небольшом аккуратном домике Королев гулял со своими командирами. Горланили песни. Кто-то орал во всю мочь, кто-то присвистывал. Во дворе, навалившись грудью на телегу, стоя спал молодой мужик в ситцевой серой рубашке.

— Заведи его в избу, а то замерзнет, — сказал Петруха Косте.

Тот дал мужику пинка под зад, ухватил за шиворот и поволок к крыльцу. Мужик не сопротивлялся. Наоборот, он попробовал было запеть веселое, удалое, но захлебнулся на первом же слове.

Петруха вошел в дом. Здесь было душно. В нос ударили спертые запахи махры, пота, квашеной капусты. За длинным столом вразвалку сидели партизаны. Увидев Петруху, они притихли и принялись разглядывать его с любопытством. Рядом с худощавым, растрепанным Королевым сочно хрустел огурцом рыжебородый Силантий. Отбросив в угол объедок огурца, он заговорил первым:

— Садись, милок, гостем будешь. Выпьем по полной, а век наш недолгий, — и протянул кружку самогона. — Пей!

— У меня дело к товарищу Королеву, — просто сказал Петруха, шагнув к столу. Он словно не замечал этой пьяной компании или замечал, но нисколько не осуждал ее. Так, по крайней мере, показалось всем присутствующим.

Королев встал, пошатываясь, насупился. Он-то понимал, что Горбань тут неспроста. Сказал грубо:

— А ты кто такой? Совдепщик. Я тебя знаю. Не о чем нам говорить с тобой. Ты продаешь Сибирь большевикам!

— Да он сам большевик. Комиссарил попервости, — криво усмехнулся Силантий.

Лишь теперь Петруха спохватился, что среди пьющих нет Рязанова. Впрочем Рязанов — трезвенник. Он где-нибудь в другом доме отсиживается. Наверное, ждет когда начнется смута в других полках. Не дождется, изменник.

— Я большевик, товарищи, — голос Петрухи прозвучал твердо. — И ни от кого этого не скрываю. А касательно Сибири надо разобраться. Давайте отложим наш разговор до завтра. Идите, хлопцы, по квартирам.

Над столом взметнулись пьяные вскрики:

— Мы не желаем идти!

— Ты не указывай нам, расейскими командуй!

— Я, хлопцы, не указчик вам, а только советую.

— Не желаем!

— Уходи пока цел! А то в два счета разменяю! Понял!

Петруха неторопливо повернулся и вышел. На крыльце Костя тер уши мужику в серой рубашке — приводил в чувство.

— Ну, что? — спросил он, разгибая спину.

— С этими каши не сваришь. Нужно искать Рязанова.

В доме опять загорланили, засвистели.

Рязанов стоял на квартире по-соседству. Он испытующе взглянул на Петруху из-под мохнатых бровей и поинтересовался:

— С какими новостями изволили прибыть?.. Знаете, Галчихинский полк небоеспособен, поэтому бессмысленно говорить о его присоединении к Пятой армии.

— Соберите полк. Я хочу побеседовать с бойцами, — потребовал Петруха.

— Зачем это вам?

— Нужно, Геннадий Евгеньевич. Хочу прочитать им один приказ.

— Какой приказ?

— Есть тут. Да вы не бойтесь, я прочитаю и уеду.

К вечеру собрали партизан на площади. Петруха услышал недовольные голоса:

— За что воевали!

— Опять сызнова начальство поставят над нами. Расейские будут командовать!

Рязанов утихомирил бойцов и дал слово Петрухе. Но, прежде чем подняться на табуретку, Петруха показал Геннадию Евгеньевичу приказ штаба и предупредил:

— Теперь вы — не комиссар, а частное лицо. Поэтому не проводите агитацию в армии. Не подчинитесь приказу — плохо вам будет!

Рязанов возмущенно взметнул брови, рванулся, чтоб уйти с площади, но Костя взял за рукав:

— Послушайте, Геннадий Евгеньевич, — и кивнул на Петруху.

— Я не знаю, что вам наговорили тут, но, видно, обманули вас, товарищи бойцы повстанческого корпуса, входящего в Пятую советскую армию, — сказал Петруха. — Никто нас притеснять не намерен! Власть будет наша, народная. Кого захотим, того и поставим. Мы все заодно с Лениным. Это Ленин послал выручить нас Красную Армию.

— Мы сами себя выручили! — раздался голос.

— Нет, товарищи! Мы били врага сообща. И теперь Красная Армия не командовать нами пришла, а прикрыть нас от ударов большого войска атамана Дутова. Красноармейцы — наши родные братья. Весь партизанский корпус так и встретил их, как братьев. И только вас обманули. Комиссар Рязанов сам еще недавно отирался возле Колчака. А подпоручик Королев служил у атамана Анненкова. Мы поверили им, что они за нас. И напрасно поверили. Может, они, действительно, против Колчака, но вместо этого правителя они хотят посадить на нашу шею другого. А ваши командиры с Королевым самогонку пьют, когда всего в тридцати верстах льется крестьянская и рабочая кровь! Разве можно доверять таким командирам?

— Дай, я скажу! — крикнул высокий боец в заломленной к затылку папахе. — Дружка моего Евграфа Щербака под Галчихой убили. Да и не только его. Многие сложили головы, а за что? За то, чтоб мы самогонку тут ведрами хлестали? Нет! За Советскую власть, за народ отдали жизнь ребята! И правильно сказал товарищ, надо лупить Колчака до конца, чтоб его духу в Сибири не было! А нам тут ужастей наговорили. Мол, притеснять будут мужика. А я так думаю, что бедный бедного обижать не станет, а в Красной Армии богатеев нету. Все богатеи у Колчака да у Анненкова!

Боец выговорился и с достоинством отошел на свое место.

— Что ж молчишь, комиссар? — вызывающе крикнул Рязанову кто-то из толпы. — Ты нам по-иному дело обсказывал. Расейскими нас пугал. Ан вишь, что люди толкуют!

— Отвечай, товарищ комиссар! — раздался другой голос.

— Чего там толковать, долой его!

— До-лой!

Рязанову не дали говорить. Засвистели, заулюлюкали. Он растерялся, нахмурился и опустил голову. В сущности, чего ему ожидать от мужиков? Они сразу поверили своему. Горбаню, а Рязанов как был, так и остался для них чужим.

Все было сказано. Петруха лишь зачитал приказ о назначении Кости Воронова командиром Галчихинского полка.

Тут же выбрали в некоторых батальонах и ротах новых командиров, взамен пьянствовавших с Королевым. И полк выступил в ночь на Крутиху.

Мансуров видел, как люди бежали от смерти. Многие из них не были трусами. Почти каждый совершил то, что принято называть подвигом. Солдаты без страха шли в атаки, вступали в штыковой бой. Без страха убивали и умирали.

И вдруг все летело вверх тормашками. Люди теряли власть над собой. Они становились такими, какими их создала природа. Ведь страх всегда живет в человеке. Страх заставляет его кутаться зимой в шубу — можно простудиться и умереть. Страх не позволяет прыгнуть с колокольни, войти в горящий дом, лечь под поезд…

А отвага — умение подавить страх. Одним это удается, другим нет. Люди не скорпионы. Чаще всего люди бегут от смерти.

Разум подсказывал Мансурову, что смерть — не такая уж страшная штука. Умереть можно просто. Приставил пистолет к виску и нажал спуск. Но чувства протестовали. Они говорили: ты еще успеешь умереть, поживи, поручик. Умереть не поздно и завтра. Могильным червям есть кого жрать. И без тебя хватит им пищи.