Виктор Логинов - К отцу [сборник]

— Вот такие дела, батя…

Теплихин понимал, что он оправдывается над могилой, ищет уважительные причины. Они, конечно, были, жизнь засасывала, ломала планы, диктовала свое, и человеку трудно было справиться с ее наклонным, как на горной реке, течением. Вырваться, повернуть в сторону?.. Не каждый это мог. Теплихин знал: ему легко оправдаться, но это успокоения не приносило. Другие-то ездили! А что, у них жизнь была легче? Они ездили все-таки, и не раз, а он, Теплихин, собрался лишь тогда, когда душе стало невмоготу. Тоска и раскаяние выжимали у него кровь из сердца.

Он стоял над плитой долго, не замечая ничего вокруг, пока солнце не поднялось и не стало припекать в голову. Тогда Теплихин пришел в себя и, спохватившись, посмотрел на часы. Шел уже восьмой час, значит, он простоял в одиночестве гораздо больше часа. Ноги у него устали, затекли. Он переступил с ноги на ногу, не решаясь ни отойти от плиты, ни присесть рядом. Баба упала бы на землю и выплакалась. А у Теплихина слез не было, лишь глаза были чуть-чуть влажные.

Он еще в самом начале заметил на некоторых плитах увядшие цветы. Лежали целые охапки и маленькие букеты. Кто-то часто приходил сюда: цветы были добрым, сердечным знаком. И Теплихину тоже захотелось оставить на своей плите цветы. Больше он не знал, нем отметить свой приезд…

Он вблизи нарвал клевера, ромашек, васильков и других цветов, получилась большая охапка, она закрыла всю плиту. Теплихину это не понравилось. Он уложил цветы вокруг плиты венком.

Время подходило к девяти утра. Теплихин снял плащ, разостлал его под березой, сел и вынул из портфеля бутылку молока, купленную в Москве. Он машинально опорожнил ее, хотел выбросить, но сообразил, что здесь бросать нельзя, и сунул пустую бутылку в портфель. Он с радостью заплакал бы сейчас, но из глаз, казалось, невозможно было выдавить ни слезинки, и это Теплихина расстраивало и обижало.

Тонкий звук, похожий на журавлиный крик, отвлек его, он увидел, что от станции по дороге движется детская колонна. Впереди шел мальчик и трубил в горн. Теплихин понял, что это пионерский отряд. Он увидел и пионервожатую, она шла сбоку и была чуть повыше своих пионеров. Отряд направлялся к братской могиле. Теплихин встал, собрал свои вещи и отошел к самой дальней березе, на край лужайки. Здесь он мог посидеть, не привлекая внимания.

Пионерский отряд приближался. Горнист трубил непрерывно. Пионеры шли в ногу, у каждого из них в руке, прижатой к груди, был букетик цветов. Теплихин уже мог разглядеть лица ребят. Они были строгие и сосредоточенные, как у взрослых, которые участвовали в большом и серьезном деле.

Пионервожатая остановила отряд у братской могилы, повернула ребят лицом к обелиску. Горнист последний раз пронзительно протрубил, вскинулись руки в пионерском приветствии. Прошла минута в полной тишине. Потом ребята по команде пионервожатой сорвались с места и кинулись возлагать цветы — каждый на свою плиту. А двое из них — мальчик и девочка — встали возле обелиска и замерли, как часовые на посту. Они глядели прямо перед собой, и, кажется, ничто не могло смутить их торжественного спокойствия.

Чуть приподнявшись, Теплихин с затаенным дыханием наблюдал за ними. Он не заметил, как к нему приблизилась девочка и, выждав немного, сказала:

— Здравствуйте, дядя!

— Здравствуй, — ответил Теплихин, вопросительно поглядев на девочку.

У нее на беленьком личике отчетливо красовались рыжие веснушки.

— Вы к кому-нибудь приехали? — спросила девочка. — К сыну?..

Теплихин, ласково улыбаясь, покачал головой.

— Нет. К бате. К отцу.

— К отцу? — тихо переспросила девочка, видимо соображая, верить ей или нет.

Теплихин вспомнил, какое впечатление производили в вагоне его ответы. Ну что ж, в свои сорок восемь лет он выглядел гораздо старше. Щеки, лоб посечены морщинами, волос на голове почти не осталось. Старик, можно сказать. Не разглядев, можно дать и шестьдесят…

— А как ваша фамилия? — спросила девочка.

— Теплихин, дочка, — он показал рукой в сторону обелиска. — Теплихин. Там есть.

Он еще не успел договорить, как рыженькая девочка вскинула руки и изо всех сил радостно закричала:

— Тепли-ихин! Виктория Михайловна, здесь Теплихин! Сержант Теплихин нашелся!

Она кричала и подпрыгивала от возбуждения. Теплихин не успел остановить ее. На крик девочки со всех сторон бежали пионеры. Теплихин вскочил, похватал плащ, портфель, кепку. Но пионеры уже окружили его. Быстро подошла и озадаченная большеглазая пионервожатая Виктория Михайловна.

— В чем дело? Что такое, Раечка?

— Он — Теплихин! — не скрывая восторга и показывая на Теплихина пальцем, ответила Раечка. — Этот дядя… Говорит, что он сын.

— Это правда, товарищ? — Виктория Михайловна вскинула на Теплихина свои большие синие глаза.

— Да, точно. — Теплихин суетливо полез во внутренний карман пиджака. — Вот у меня… это самое… и документы…

— Не надо, не надо! Что же вы так долго не отзывались, Петр Яковлевич? Вас ведь Петром Яковлевичем зовут?

— Точно, — кивнул Теплихин.

— Мы вас по всему Союзу разыскивали. Вы же у нас последний из необъявившихся родственников! Из вашей деревни пришло письмо, что у сержанта Теплихина был единственный сын, приезжал домой после войны. Вы, наверное, по нашему розыску приехали?

— Нет, девушка, — Теплихин трудно покачал головой. — Я сам… Позвало.

— Да что же я! — спохватилась Виктория Михайловна. — Здравствуйте, Петр Яковлевич! — Она протянула Теплихину руку. — Мы вас очень, очень ждали!

— Меня?..

Теплихин боязливо дотронулся до мягкой девичьей ладошки.

— Ребята! — воскликнула Виктория Михайловна. — Поприветствуем Петра Яковлевича Теплихина — сына Героя Великой Отечественной войны!

И тотчас же школьники выстроились в шеренгу и вслед за пионервожатой дружно вскинули руки в пионерском приветствии.

Теплихин невольно сгорбился и еще острее почувствовал свою вину. Не понимая, за что его приветствуют, он смущенно переводил взгляд с одного детского лица на другое.

— А теперь, — произнесла раскрасневшаяся Виктория Михайловна, — пожалуйста, скажите пионерам несколько слов.

Теплихин попятился.

— А что говорить-то?..

— Для начала немножко о себе, — шепнула Виктория Михайловна.

Теплихин откашлялся, изумленно посмотрел на пионеров, которые, отхлынув шага на три, глядели на него с прежней радостной готовностью и ожиданием чуть ли не чуда.

— Не привык я это… говорить-то, — пробормотал Теплихин. — Ну так что… про себя, значит. Я строитель — такая у меня профессия. Работаю в ПМК, ребятки, то есть, проще говоря, в передвижной механизированной колонне. По рису мы, значит… Живу на Кубани, в станице. Станица у нас большая, богатая. Да. А я вот, значит, первый раз приехал сюда… такие дела, ребятки.