Геннадий Юшков - Живая душа

В декабре Емель позвал соседей на день рождения. Пригласил и Микулая — с той встречи на дороге, когда они впервые заговорили, Емель держался дружески. И Микулай не смог отказать.

Праздновали невесело. Сидели за столом одни старики, молча пили. Емель старался оживить застолье, суетился, подкладывал на тарелки еду. Но и есть не хотелось. Микулай заметил, что старики испытывают неловкость, точно такую же, как и он сам. А Емель, надевший ради праздника давнишний свой полувоенный китель, казался еще более постаревшим и жалким. Китель уже не облегал его тело, как влитой, был слишком просторен в плечах и не застегивался на животе. Да и моль побила сально блестевшую диагональ…

Вылезли из-за стола, пересели на лавку поближе к умывальнику — чтоб стряхивать туда пепел с цигарок.

— А я медведя нынче осенью видел, — неожиданно для себя произнес Микулай. — Сколько уж не встречал, а вот увидел. Даже знаю, где берлога.

— Брать будешь? — спросил кто-то.

— Нет. Пускай живет.

— Хищник-то? — улыбнулся Емель. — Ты что же, хищника жалеешь? А?

— Мы теперь сами первые хищники, — сказал Микулай. — Добиваем зверье, не глядим, сколько его осталось.

— Это верно, — быстро согласился Емель. — Но ведь и охотиться человеку надо. Ведь надо, нет? Как же без охоты?

— С голоду не помрем.

— Это конечно, конечно. Не помрем.

— Ну так и нечего бить подряд.

— Ты медведя видел или только следы? Я вот не видел. И не слышал, чтоб другие встречали. Может, ошибся, а?

— И медведя видел. И берлогу знаю.

— Где?

— В лесу.

— Боится сказать! — засмеялся Емель. — Ну, ну. Не говори, нам не надо. Никто не побежит твоего медведя стрелять. Мы для этого староваты, а?

Мужики молчали, пуская сивый махорочный дым.

— У старой часовни берлога, — сказал Микулай. — Говорю, чтоб вы знали. Приедут из города охотники, не водите в те места. Собаки могут учуять. Лучше подальше держаться.

Будь Микулай совершенно трезвым, может, он не назвал бы место. Но он выпил, и ему показалось, что будет верней, если он предупредит мужиков. Тогда он обезопасит берлогу и от приезжих охотников — ведь городские редко пускаются в лес без провожатых.

Так ему показалось верней.

Под новый год пришла Микулаю телеграмма от сына. Сын, инженер по сплаву, получал в городе новую квартиру и звал отца с матерью погостить.

Анна договорилась с соседками, чтобы поухаживали за коровой, топили печь в избе; Микулай отпросился с работы. И поехали.

До города теперь бегает автобус, нет никакой дорожной мороки. Съездить в город не трудней, чем в заречную деревню. И очень приятным было это путешествие для Микулая с Анной. Вернулись довольные, совсем не уставшие, будто с курорта.

Шли по деревне, поравнялись с избой Емеля. Он расчищал дорожку от крыльца, тяжело поскребывал деревянной лопатой. Сутулый, голова свешивается набок, руки трясутся.

И опять Микулай пожалел его. Вспомнил, что у Емеля тоже есть дети, но в деревню они никогда не приезжают и в гости отца не зовут. Ни чинов, ми выгодных должностей, ни семьи не осталось у Емеля. Раз в год придут на день рождения старики, да и то неохотно. Помолчат и разбредутся…

Свела-таки жизнь счеты с Емелем.

— Долго что-то ездили, а? Загостились! — Емель вышел на улицу с лопатой в руках.

— Десять дней всего, — усмехнулась Анна.

— Разве это мало, десять-то дней?! Целый отпуск… Тут без тебя событие произошло, Микулай. Серчать будешь, а? Ты не серчай. Мы это… медведицу-то убили.

Микулай замер:

— Кто это — «мы»?

— Еще двое городских… С путевками из общества охотников. Ты не серчай, а? Если бы даром, я б к берлоге не повел. А они хорошо заплатили… За всех троих заплатили, матка-то с медвежатами была. Ты небось и не знал, а? А я вот от тебя не скрываю, начистоту выкладываю…

Склонив к плечу голову, смотрел на Микулая немощный старик, но было в его слезящихся глазах что-то странное, не вязавшееся со слабым голосом, с просительной улыбочкой…

Это было торжество. Откровенное торжество было в слезящихся глазах Емеля. То самое, что уже видывал Микулай не один раз.

— Ты не бойся, я с тобой рассчитаюсь, Микулай!

— Я тоже, — сказал Микулай и почувствовал, как сжимается в кармане кулак, сгибается рука. И это было уже неостановимо.

От короткого удара голова Емеля запрокинулась, он чуть не упал. Охнул, схватился за лицо. А Микулай уже шагал прочь по дороге; торопливо спешила за ним Анна и тоже не оглядывалась.

Авторизованный перевод Э. Шима и Т. Яковлевой.

Восьмого июня 1943 года техник Усть-Усинского аэропорта Сметанин, будучи на рыбалке, приблизительно в полночь заметил два неизвестных самолета. Скользнув над кромкой леса, они прошли над местом слияния рек Усы и Печоры, держа направление на север.

По роду службы техник Сметанин имел представление о многих типах самолетов, но эти два определить затруднился. Самолеты шли без опознавательных знаков, с убранными шасси, и очертаниями своими, как ему показалось, напоминали «дугласы». Во всяком случае, не подлежало сомнению, что самолеты чужие.

Сообразив, что они не случайно снижались над тайгой, Сметанин заторопился в ближайший поселок. Надо было сообщить об увиденном.

Через несколько часов известие о двух подозрительных самолетах поступило в республиканские органы госбезопасности, в Коми обком ВКП(б), а затем и в Москву.

Нельзя сказать, что оно явилось неожиданностью. Еще зимой Москва предупреждала НКГБ Коми АССР о возможной высадке десантных групп, которые попытаются парализовать работу Печорской железной дороги. Было известно, что для этой операции фашистами сформировано особое подразделение и что диверсанты проходят длительное обучение в специальной разведшколе, расположенной в Эстонии, в местечке Вана-Нурси, неподалеку от города Выру.

Было вероятнее всего, что рейд двух самолетов — это и есть начало активной деятельности врага.

Десант, если он действительно высажен, следовало обнаружить и обезвредить, не теряя ни часа. Опасность велика. Печорская железнодорожная магистраль, введенная в эксплуатацию год назад, уже приобрела важное стратегическое значение. Она снабжает углем израненный, зажатый блокадными тисками Ленинград, она шлет фронту высокосортную нефть с Ухтинских промыслов, она поставляет продовольствие, лес…

Но задача по ликвидации десанта осложняется тем, что он появился гораздо севернее предполагаемых мест высадки. Не там, где его ждали.

Район, над которым замечены снижавшиеся самолеты, — это обширные пространства тайги и непроходимых болот. Чтобы блокировать и прочесать такую территорию, нужны крупные людские резервы и техника. Их нет. Идет июнь сорок третьего года, страна напрягает силы для решающего перелома в войне. Все отдано фронту. В глухом тыловом районе почти не осталось боеспособных людей, а если перебрасывать сюда войска — можно опоздать.