Геннадий Юшков - Живая душа

За кустами встретилась низинка, где почва совсем еще не протаяла, можно было двигаться перебежками. Ткачев нагнал Воронина.

— Они сумеют перебраться?..

— Н-не знаю… Если с палками — пройдут…

— Дело кислое. Нажмем, Саша. Обидно теперь Квазимоде попасться…

— Я не могу.

— Слушай, ты что за хиляк?! Башку я тебе не проламывал, чуть тронул — а ты в обмороке.

— Я не могу быстрей.

— Сашка, все спасенье в тебе! Выводи к людям. К телефону!.. Полцарства за телефон!

Автоматные очереди оборвались.

— Лезут купаться, дружочки наши… Бежим, бежим!

— Пока они лезут, можно половину здесь положить.. Патроны остались?

— Саша, — сказал Ткачев, — их надо живьем! Только живьем!

Воронин недоверчиво глянул:

— Дай автомат.

— Не дури! Ты свое отбабахал…

— Я не пойду, — сказал Воронин.

На грязном, с кофейными потеками лице Ткачева возникло подобие улыбки.

— На!.. — он протянул автомат. — Веди меня под конвоем. Нужен телефон, Саша…

— Но почему не…

— Потому, что земля имеет форму чемодана, — сказал Ткачев.

Наверно, Воронин не смог бы дойти до жилья. Падал через каждый десяток шагов и чувствовал, что уже не поднимется. Ткачев тащил его на плече, как мешок, ругался, упрашивал, проклинал.

Потом показалась за деревьями река, доволоклись к ней и увидели — лодка привязана под обрывом. И весла лежат в лодке.

— В какую нам сторону?..

Воронин показал рукой вверх по течению, тут же опять свалился на песок; открыл глаза — оказывается, сидит в лодке. Ткачев, хрипло дыша полуоткрытым ртом, наваливается на весла, и быстро проплывает мимо речной обрыв с поникшими вихрами черемушника…

Сельхоз «Кедровый ручей» был организован на месте небольшой, в несколько дворов, лесной деревеньки. Теперь это подсобное хозяйство снабжало продуктами железнодорожников на ближайших станциях и военизированную охрану.

Работы хватало круглый год. А людей было маловато. Собрали сюда всех, кого нашли окрест, — женщин и подростков, мобилизованных пожилого возраста, недавно строивших мост через Печору, и даже несколько бывших заключенных, отсидевших свой срок и теперь мучающихся оттого, что их не берут на фронт.

Руководил подсобным хозяйством бывший шахтный мастер-взрывник, инвалид второй группы Матвейчук. Он-то понимал, что в армию путь отрезан, зря себя не травил, однако тоже мучился — но по другой причине.

Не был Матвейчук специалистом по сельскому хозяйству. И не любил это занятие. Он добросовестно пытался вникать в земледельческую премудрость, но душа не лежала ко всем этим покосам и пашням, прополкам и удоям. Иногда Матвейчук совершенно терял терпение. Например, он приказывал сажать картошку, а ему отвечали, что сажать еще рано, земля холодна. Он шел на поле, щупал рукой в борозде, — земля была прохладной, но не холоднее, чем в погребе. И Матвейчук не мог уяснить, отчего проклятая картошка в погребах лежит безболезненно, а в прохладной земле сгниет. Могла бы дождаться тепла и в дальнейшем спокойно расти! Привыкший к точности в работе (взрывник рассчитывает миллиметры и секунды), Матвейчук терялся, крестьянское дело ему казалось каким-то древним шаманством. Но руководить хозяйством надо было, и Матвейчук, терзаясь и мучаясь, внедрялся в новую профессию, как в шахтный забой.

Его энтузиазм поддерживало лишь то обстоятельство, что районные уполномоченные, присылаемые на посевную и уборочную кампании, разбирались, в сельском хозяйстве еще меньше. Кто только не приезжал — заведующий районо и главврач больницы, судья и молоденькая комсомольская инструкторша… Все помогали Матвейчуку.

А нынче вот прибудет капитан из райвоенкомата, Лазарев. Подсказать насчет пахоты. Предчувствуя уйму осложнений, Матвейчук спозаранку ходил насупленный и готовил язвительные ответы капитану. Вы нам тягловой силой поможете, товарищ Лазарев? Кормов подбросите? Вот тогда и требуйте план. Вас удивляет, что лошади голодные? Да, коровы на травке пасутся, а лошади голодные. Это оттого, товарищ Лазарев, что данные животные по-разному устроены. Корова способна слизывать своим шершавым языком короткую травку, едва из земли проклюнувшуюся, а лошадь этого не умеет. Надо знать сельскохозяйственную науку, товарищ капитан! (Кое-каким опытом, добытым дорогою ценой, Матвейчук имел праве щегольнуть.)

Впрочем, готовя язвительные фразы, Матвейчук особенно не обольщался. С капитаном Лазаревым дискуссию не разведешь. Прошлой осенью Лазарев приезжал проводить подписку на заем, шел по деревне с брезентовой полевой сумкой, тяжко колотившей по бедру. Матвейчук весь день гадал: что в этой сумке? Оружие? Кипа бумаг и документов? А вечером, в избе, капитан Лазарев открыл сумку, в ней были картошка и хлеб. Со своим провиантом ездил Лазарев. Не хотел ни у кого одолжаться…

Сегодня Лазарев приехал на попутной подводе; все тот же брезентовый плащ топорщился на капитане и все та же брезентовая сумка хлопала по бедру. Матвейчук посмотрел на нее, и язвительные фразы выветрились у него из головы.

— Как с выполнением плана? — поздоровавшись, спросил капитан.

— Отстаем, — честно сказал Матвейчук. — Лошади вовсе уработались, отощали…

— Какие меры предпринимаете?

— Послал человека за сеном, товарищ капитан. Имеются у нас несколько стожков, да ведь половодье-то какое… Не пробраться было. А теперь надеюсь — проберемся, лучшего мужика послал, Бутикова…

— Бутикова? Того, что на фронт просится?

— Его самого. Я говорил вам, товарищ капитан, — надо вообще дело Бутикова пересмотреть… Ей-ей, обидно же! Ну, допустил глупость, подрался с землемером…

— В его деле это квалифицировано иначе, — сказал Лазарев.

— Да он — кто? Он крестьянин! Сознание у него еще с крестьянскими предрассудками! Ведь как вышло-то? Уточнялась земельная граница между колхозами, Бутикову насплетничали, что землемер подкуплен. Дескать, баранью тушу получил!

— Это зафиксировано?

— Нет, никакой взятки не было! Но Бутиков поверил, обозлился на этого землемера. Ну и… это самое… приложил разок.

— И милиционеру.

— Да, и милиционеру тоже. Но Бутиков же за справедливость драться полез! Нельзя это не учитывать! Если бы не крестьянское его сознание, не предрассудки…

— Вот что, — сказал Лазарев, — С Бутиковым разберемся чуть позднее. Когда он вернется. А пока, товарищ Матвейчук, займемся планом выполнения весенней посевной. Покажите-ка сводки…

Капитан Лазарев не стал сообщать Матвейчуку, что уже ходатайствовал об отправке на фронт Емельяна Васильевича Бутикова. Капитан давно ознакомился с необходимыми документами, собрал о Бутикове достоверные сведения. И пришел к выводу, что верить этому человеку можно.