Геннадий Юшков - Живая душа

Все эти ощущения накапливались в ней, а Щучалин не замечал или делал вид, что не замечает. И вот достаточно было пустяка, ничтожного повода, чтоб разгорелась последняя ссора; Римма теперь и не припомнит, что послужило поводом к ней. Но ссора разгорелась, и Римма, уже не сдерживая себя, высказала Щучалину все, что о нем думает. Сначала он отмалчивался, сохранял выдержку, но Римме уже надо было вывести его из равновесия, необходимо было, чтоб он понял наконец, до чего ей тошно.

И когда были произнесены самые страшные, самые обидные слова, Щучалин хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка. А Римма внезапно сообразила, что этих слов обратно не возьмешь и Кирилл, вероятно, ушел навсегда. Она не знала, будет ли теперь лучше или хуже, просто внутри у нее сделалось как-то мертво.

Да, Кирилл не вернулся ни вечером, ни ночью. Римма заставила себя вздремнуть хотя бы пару часов, чтобы не свалиться завтра на занятиях в школе. Наутро, задолго до того, как затрещал будильник, она уже была на ногах. Надо было убить время, и она постирала бельишко дочери, перемыла посуду. Посмотрела на свое лицо в зеркале — пожелтевшее, отекшее — и принялась пудриться, изобретать новую прическу. Наконец просигналил будильник, Римма разбудила дочку, накормила и повела в детский сад. Закрывая дверь, немного поколебалась, но все же сунула ключ под коврик. Своего ключа Кирилл вчера не взял.

А выходя из детского садика, Римма столкнулась с соседкой, тоже женой летчика. Подругами они не были, подробностями семейной жизни не делились — просто знакомые, живущие на одном этаже.

— Ну что, все ссоритесь? — участливо спросила соседка.

И Римма изумилась, откуда соседке это известно. Ни Щучалин, ни Римма никому не жаловались, наоборот — скрывали свои ссоры. Значит, соседка сама догадалась. Значит, это уже всем заметно…

Неожиданно для себя — может быть, потому, что на душе было так пусто и мертво, — Римма решила поплакаться соседке. Попробовала рассказать, что случилось, и вдруг увидела, что рассказать-то нельзя. Слова получаются неубедительными, да и суть происходящего между ней и Кириллом логично не изложишь. Не складывается совместная жизнь, что-то в ней не так, что-то в ней не то… Общие слова. Не хватает только банального заявления, что они с Кириллом характерами не сошлись.

— Он у тебя вроде непьющий? — спросила соседка.

— Да, непьющий.

— И по бабам не ходок?

— Да нет.

— Может, разлюбила?

— Не знаю…

— Э, видать, не разлюбила! Да с нашей сестрой это редко случается… Постой-ка, а вы который год живете?

— Пятый.

— Так что ж ты удивляешься?! Думаешь — только у вас раздоры? В любой семье пятый год нелегок… Вон, и в газетах пишут: больше всего разводов на пятом году!

Римма поразилась нелепости этой приметы:

— Да почему?

— А кто знает. Статистика! Может, только на пятом году начинают разбираться супруги, каковы они на самом-то деле… А может, подруженька, взрывы на солнце действуют. Циклы там всякие, расположение планет…

— Чушь какая, господи!

— Нет, не чушь. Мы с Витькой тоже едва не расплевались на пятом году. А перезимовали, перетерпели, и ничего…

Всю дорогу до школы Римма корила себя за то, что разоткровенничалась с соседкой. Разговор вышел глупейший, а соседка теперь раззвонит по всему дому, и в глаза людям будет совестно взглянуть.

Первую половину дня она провела в школе, затем поехала со своим классом в Дом пионеров, где проводилась городская математическая олимпиада. Четверо из ее мальчишек — молодцы, решают задачки институтского уровня. Мальчишки на олимпиаде тоже не подвели Римму, заняли все призовые места. И пока шел заключительный тур олимпиады, пока надо было переживать за мальчишек и следить за их одноклассниками, сидевшими в зале, Римма хоть чуточку отвлеклась от своих мыслей.

А возвращаться домой было страшно. Невыносимо страшно. И Римма попросила директора школы, тоже ездившего на олимпиаду, чтоб он ее проводил. Директор изумился, подумал, вероятно, бог весть что… Но все же проводил, и по дороге они обсуждали, кого из мальчишек надо рекомендовать в специализированную школу при Сибирском отделении Академии наук…

Ключ лежал под ковриком, на том самом месте, куда Римма его положила. Она вошла в квартиру, на всякий случай заглянула в одну комнату, другую, зачем-то включила свет в ванной. Потом уселась на кухне в той же позе, что и вчера. И опять с металлическим цоканьем стучали за стеной часы и дребезжала форточка, когда по улице проезжал грузовик.

Делать ничего не хотелось и думать тоже не хотелось. Пусть все будет, как будет. Сегодня, подумалось ей, надо лечь пораньше; приведу дочку из садика, потом уложу в постель и сразу лягу сама, а если не засну, буду просто лежать и ни о чем не думать. Надо копить силы, потому что завтра опять занятия в школе, и до летнего отпуска еще долго, и необходимо продержаться эти месяцы.

О Кирилле она, кажется, сейчас не думала, но вдруг поднялась, подошла к телефону и машинально набрала номер аэропорта.

— Скажите, у Щучалина есть сегодня рейс?

— Включите телевизор! Только быстрей!..

— Что?! Я спрашиваю…

— Да, да! Включайте телевизор!

Она не поняла ничего. Решила, что попался тот же самый шутник, что посмеивался над нею года четыре назад, сообщая о теплом море и курортных девушках. Она шваркнула трубку, но телевизор все-таки включила. Еще не появилось изображение на экране, а уже сквозь гудение и треск послышался торжественный голос диктора:

«Кирилл Щучалин и его товарищи продемонстрировали превосходное мастерство и подлинное мужество. Только что нам сообщили, что министр гражданской авиации прислал приветственную телеграмму, в которой благодарит командира и всех членов экипажа. Мы тоже присоединяемся к поздравлениям, приветствуем Кирилла Щучалина и его товарищей!»

Когда экран просветлел и появилось изображение, диктор уже умолк; показывали какой-то завод и сеялки, выезжающие из его ворот… Да что же это такое?! Господи, что случилось? В каком рейсе вдруг оказался Щучалин, что он совершил, почему его сейчас поздравляют?

Римма вновь бросилась к телефону, позвонила дежурному.

— Я не успела!.. Ну, по телевизору! Все уже кончилось, я не поняла, я же ничего не знаю!

— Как не знаете?!

— Да так! Объясните!..

Дежурный, очевидно, ей не поверил. А потом все-таки рассказал, что у Щучалина при посадке заело шасси, он не мог его выпустить, пришлось сажать самолет на брюхо. Было крайне трудно, однако командир все же произвел посадку, машина цела, ни один пассажир не пострадал. Экипаж держался великолепно, но все говорят: если бы не Кирилл, то…

— Когда это было?!

— Да вчера днем! Он, что же, не рассказывал вам?..