Геннадий Юшков - Живая душа

Она опустила трубку. Невероятно. Оказывается, это было вчера. И Кирилл даже и словом не обмолвился, даже не заикнулся! А может… а может, он бы и рассказал, но ведь началась эта ссора… Кирилл не таков, чтобы выкладывать новости прямо с порога, а тут была новость, которой можно похвастаться. А он хвастаться совершенно не любил…

Какое счастье, что ссора произошла уже после ЧП, что Кирилл еще был спокоен, относительно спокоен. А если бы он, волновался, если бы нервничал в полете, если бы мысли его были заняты другим?!

Впервые, впервые за эти пять лет Римма вдруг сообразила, что ЧП, случившееся вчера, могло произойти в каждом рейсе. В каждом… Это могло случиться и полгода назад, и год назад, и может случиться завтра. Такая у Кирилла работа.

Раньше она этого не сознавала; ей казалось, что совместная жизнь с Кириллом касается только их двоих да еще дочки, которая болезненно переносит постоянные ссоры. А на самом деле их личная, семейная жизнь затрагивает многих людей, и порой от нее зависит даже существование этих людей. И, вероятно, то же самое можно сказать о других семьях, где живут не обязательно летчики, а какие-нибудь шоферы и доктора, горняки и нефтяники… Просто случай с Кириллом самый наглядный. Но он — не исключение; нету отдельной человеческой судьбы, а все судьбы людские связаны между собой.

Римма не знала, наладятся ли вновь ее отношения с Кириллом, вернется он к ней или нет, и если вернется, то станут ли они жить хорошо. «Всяко бывает», — как говорил когда-то Кирилл. И самый трудный пятый год еще не закончился… Но Римма знала, что вот эта мысль о людских судьбах, зависящих и от нее тоже, теперь уже не забудется.

Постукивали часы за стенкой. Она их не слышала, она ждала — не раздадутся ли на лестнице знакомые шаги.

Авторизованный перевод Э. Шима и Т. Яковлевой.

Можно было улететь самолетом и через какой-нибудь час оказаться дома, но Турков не торопился, — решил добираться теплоходом. Будет в дороге целые сутки, наедине с самим собой. Достаточно времени, чтоб все обдумать, понять, разобраться. А разобраться в случившемся надо непременно.

Он взял билет; в гомонящей толпе пассажиров поднялся на раскаленный от солнца, пахнущий краской теплоходик. Посадка закончилась неожиданно быстро; вскипела над бортом вода, желтея пузырями; отвалили от пристани… Покатились, как на саночках, только ветер бьет по глазам.

И когда осталась позади пристань, уходя вбок, заслоняясь береговым обрывом, Турков с пугающей отчетливостью почувствовал всю краткость предстоящей дороги. Сутки… Всего сутки. У Туркова сжалось, замерло сердце. Он пробовал успокоиться, твердил себе, что никакой беды нету, что он придумал ее, вообразил, что спустя месяц-другой будет смеяться над своими страхами… А сердце сжималось, — будто в холодном кулаке его стискивали.

Сельских учителей регулярно вызывают в город: повышать квалификацию. Бурно развивается педагогическая наука, того и гляди — отстанешь от передовых веяний. И вот в разгар лета, по самой жаре, отправляются сельские преподаватели в областные и районные центры, чтобы самим превратиться в учеников. После учебного года хочется отдохнуть, покопаться на приусадебном участке, заняться подзапущенным хозяйством, а тут — корпи над конспектами в душном классе, и питайся бог знает чем, и живи неизвестно где… В гостиницах мест не бывает, скромных учителей размещают по частным комнатам и углам, будто «диких» туристов. Тяжко достается современный уровень знаний…

Вот так и прибыл Турков нынешним летом в город, и стал жильцом хилого, подслеповатого дома на окраинной улице.

Комнату ему сдавала шустрая словоохотливая старушка, которую все соседи звали неизменно: бабка Ударкина.

Потирая сухие, в черных трещинах руки, бабка Ударкина сразу сообщила, что пускает жильца с неохотой, что ей нужен покой, который всяких денег дороже, и что из-за этого покоя она и осталась тут доживать, в родительском дому, а не переехала к внучке с горячей водой и газом.

— Да ваш закоулок тоже скоро снесут, — сказал Турков.

Бабка Ударкина моментально ответила, что прежде ее самое вынесут из родительского дома вперед ногами, что никакие отдельные квартиры ей не нужны, а нужен только покой, хоть и с удобствами на дворе.

После знакомства с бабкой стало совершенно ясно, какое тут предстоит житье-бытье. Турков помянул черта, затосковал, уселся на лавочку перед калиткой.

По грязной от дождей улице шествовали гуси, их торчащие шеи были помазаны синими чернилами. Мальчишки катались на велосипеде с моторчиком. Моторчик трещал оглушительно, вся его сила превращалась в звук. Соседние домики тоже были пузаты, неряшливы, с поломанными заборами, улица сознавала свою обреченность и словно бы гордилась запустением.

«Вот люди, — думал Турков. — Пока переберутся в новые квартиры, привыкнут к безалаберности. Оттого все лифты в домах ободранные и на лестницах грибы растут».

— Топор найдется? — спросил он бабку Ударкину, вышедшую из калитки. Судя по одежде, бабка намеревалась гулять: переливался на ней импортный плащик из болоньи, вспархивала на голове косыночка с рисунками доисторических автомобилей, зонтик торчал под мышкой.

— Зачем топор? — спросила бабка, насторожась.

— Да хоть крыльцо поправлю. В темноте-то все ноги поломаешь.

— И не требуется! — сказала бабка. — Сколько живу, а ноги целы. Привыкнешь, милай, привыкнешь, тут падать невысоко.

Очевидно, бабка полагала, что починенное крыльцо помешает ей спокойно дожить остаток дней. Вот люди… Ну, люди…

Бабка ушла, звонко шурша подолом болоньи, а вскоре из другой половины дома показалась молоденькая женщина, тоже нарядно одетая, в косыночке и с зонтиком. Она подталкивала в спину мальчика лет четырех, который боялся спускаться по гнилым ступенькам.

— Здравствуйте, — сказал Турков. — Тренируете ребеночка?

— То есть как?..

— Приучаете к опасностям?..

— А-а, вы — про ступеньки… — улыбнулась женщина. — Да ничего, мы уже привыкли. Прыгай, Женечка, прыгай.

— Из окна не пробовали? — спросил Турков. — Из окна и через дыру в заборе. Очень удобно. И ребеночку в будущей самостоятельной жизни пригодится.

Турков не мог справиться со своей злостью. Он взрывался, когда вот такое видел. Ну, люди! Наверняка эта юная мадам — хозяйкина родственница, еще одна внучка или племянница, поселившаяся здесь в поисках покоя. Восемь с половиной квадратных метров площади, удобства на дворе и полный покой. Зато когда он кончится, государство выделит квартирку.

— А вы, наверно, новый жилец? — спросила женщина.

— Угадали.

— Приятное будет соседство, — сказала женщина.