Геннадий Юшков - Живая душа

Позади на дороге запрыгал какой-то человек, по-козлиному сигая через лужи и ручьевины. Лида присмотрелась — вроде бы парень. Несется как ненормальный, догоняет сани. Кто бы это?

Ага, ну, конечно. Знакомая личность — Альберт, помощник бурового мастера, ухажер номер один. Явился, не запылился.

Лида смотрела, как он догоняет сани, и деловито соображала, что предпринять. Спрыгнуть и вернуться на буровую? Или снова рискнуть?

Альберт уже к ней привязывался. Он из породы веселых таких шалопаев, которые обнимают всех девчонок подряд, докуривают чужие сигареты и охотно рассказывают, с кем вчера целовались. Обзовешь его — не обидится. Одолжение сделаешь — не оценит. В голове — ветер, в душе — легкость; прыгает по жизни, как надувной мячик.

Однажды в клубе на киносеансе приткнулся рядом и вот прижимается, вот прижимается. Будто его ветром клонит. В другой раз повстречались на узкой тропиночке, и конечно же он момента не упустил — руки растопырил, обнимать собрался. Лида юркнула под задранную его руку и была такова.

Сегодня, ясное дело, он опять привяжется. Места в клубе не нумерованные, он непременно усядется рядышком. И не сгонишь. А впрочем, не обязательно сгонять и устраивать на людях скандалы… Можно, например, сесть среди знакомых девочек, чтоб по бокам были подружки. Пускай тогда Альберт клонится в любую сторону.

А если в дороге привяжется? Да нет, не привяжется, побоится трактористов. Вон, в заднее окошечко на тракторе все видать.

Альберт догнал сани, вспрыгнул. Скулы у него двигались — что-то дожевывал. Невероятно способный человек: несся вскачь за санями и одновременно жевал. Питался на первой скорости…

Вот присел на расщепленные доски, беззастенчиво уставился на Лиду. Глаза у него какие-то мерцающие, желтые, как мокрый песок.

— На концерт?

— На концерт, — с полнейшим безразличием ответила Лида. — А что?

— Ничего. Я тоже!

На том и закончился разговор.

Скрипели сани, пьяно покачивались, хлюпала под полозьями жирная грязь. Комары толкли воздух перед самым лицом. Лида плотней обмоталась газовой косыночкой; к Альберту она больше не поворачивалась, делала вид, что вообще его не замечает.

Лида умеет с такими шалопаями обращаться. Это пусть другие девчонки позволяют себя тискать. Или пусть учиняют скандалы на людях, когда такой вот ухажер пристанет. Лида иначе действует… Она молчком, тишком ускользнет от любой опасности. Вывернется как намыленная, ее не ухватишь.

Род назад, когда Лида надумала ехать по комсомольской путевке на Печору, в трест «Нефтегазоразведка», родители очень убивались. Мать причитала: «И куда тебя несет, моторную?! Стоило школу кончать, чтоб в этакую даль, на Север, закатиться! Да ты знаешь, какой там народ?!»

А Лида собирала вещички и помалкивала. Она загодя все распланировала. Люди на Севере как и везде — есть беленькие, есть черненькие, есть полосатые и в клеточку. Не съедят, коли держать ухо востро.

Вот уже год миновал, и ничего, не съели. Все нормально. Лида работает, ее хвалят и ценят. Начальник конторы бурения даже обещает послать ее в город Ухту, на курсы коллекторов.

Благодарим за ласку, но туда Лида не поедет. Начальнику об этом знать не надо, пускай, надеется до поры до времени. Но Лида на курсы не поедет, потому что не желает возвращаться на эту вот буровую, где круглосуточно ревут дизели, где летом ездишь на санях и где в общежитии перед сном надо бродить по комнате с чадящей головешкой — выкуривать комаров.

Не для того Лида уехала из родной деревни. Не для того получала среднее образование. А его непросто было получить, потому что в родной деревне пока школы-десятилетки еще нет и целых три года бегала Лида учиться в соседнее село…

Нет, слишком много потрачено сил, чтоб теперь от мечты отказываться. Лида поработает на буровой еще годик, отлично поработает, получит самую распрекрасную характеристику. И тогда с этой характеристикой, с производственным стажем за плечами опять наладится в институт.

В прошлом году сорвалась, по конкурсу не прошла. Но больше это не повторится. Лида приедет заранее, на подготовительное отделение запишется. Докажет преподавателям свою прилежность. А если опять не доберет нескольких баллов, уже не страшно. Теперь Лида с трудовой биографией. Отличная производственница. Ездила по комсомольскому призыву на край света, Попробуйте ее не принять!

Нет, пробьется она в институт.

Пока шли в прошлом году экзамены, Лида жила у знакомой городской девочки. На пианино играла эта девочка, по-испански читала стихи, спать ложилась за полночь, а подымалась в девять. И постоянно названивали ей по телефону Славики, Олеги и Костики, приглашая то в театр, то в музей… А Лида думала: чем я-то хуже? Чем?! Одень меня в такие вот брючки, научи испанским стихам и музыке — поглядим, кого Славики пригласят.

Разве Лида виновата, что с детских лет уже землю копала, картошку рыла, за коровой убирала, вместо того чтоб на пианино играть? Разве виновата она, что папа с мамой у нее — крестьяне, иностранным языкам не обученные?

Ну, ничего. Пробьется Лида в институт. А потом полной мерой возьмет все, чем жизнь обделила.

В зрительном зале Лида удобно устроилась среди подружек: слева была страшненькая, с глазами навыкате, и справа была страшненькая, с кривым унылым носом. Защита надежная. Альберт покрутился было, да и отчалил, несолоно хлебавши. Сел впереди, в стариковском ряду.

Концерт начался. Городские артисты рьяно старались, показывая свои номера. Но самым неожиданным получился вот какой номер: выбежал на сцену заведующий клубом и крикнул:

— Товарищи, есть кто с четырнадцатой буровой? Вас экстренно требуют на работу!

Вообще-то подобные номера уже случались. Буровая, где Лида по воле судьбы очутилась, сверлит землю в три смены. И любая смена заранее готова к неожиданностям. Здесь на работе не соскучишься — то внезапное поглощение раствора произойдет, то долото намертво прихватит, то еще что-нибудь.

Если ЧП серьезное, поднимают всех на ноги, будто на пограничной заставе. И Лида никогда не увиливала от лишней работы, наоборот — летела на аврал первой, как и положено ударнице.

Но сегодня-то как полетишь? До буровой — пять с лишним километров, грязь непролазная, и уже стемнело на улице… А отказаться нельзя! В клубе много знакомых, и все знают, на какой буровой Лида вкалывает.

Она заметила, как в стариковском переднем ряду поднялся Альберт и боком протискивается к выходу. Мамоньки, про него Лида и забыла…

А он не забыл. Задержался в дверях и подмигивает. Понимает, что попалась Лида прямо к нему в руки.

Миновали крайние дома поселка; растворился в оседающем тумане последний электрический фонарь. И навалилась такая тьма, будто тебе мешок на голову надели.