Александр Миронов - Только море вокруг

Пока ожидали неизменное сода-виски, Уиллер успел все рассказать русскому другу. Жена и дети живы здоровы. «А как поживает ваша леди?» Сам Дик с зимы сорок первого года служит старшим механиком на боевых кораблях, и все у него о’кей, лучше не надо.

— А как у вас, Алекс? Ого, уже капитан? Поздравляю, старина!.. Молодцы, ваши ребята, здорово расчехвостили нацистов прошлой зимой на юге. Вам не кажется, что скоро немцам капут? Хорошее это слово — «капут», русские — мастера на меткие словечки. О, у нас в Штатах стала модной песенка, которая так и называется: «Гитлер капут».

Ричард вдруг расхохотался:

— Представляете? За время войны подо мной ушли на дно три корабля: два на Тихом океане и один здесь, на севере. А я покидал их, ни разу не замочив подошвы своих ботинок! Торпеда в борт, и — гуд бай, всего хорошего, марш на шлюпку или на плот, здесь мне больше делать нечего. О, Соединенные Штаты достаточно богатая страна дя того, чтобы зря рисковать шкурой ради спасения хотя бы крейсера. Я не пойму ваших ребят, Алекс. Как могут они бросаться под танки со связками гранат или закрывать своим телом амбразуры нацистских дотов? Я бы и за миллион долларов не пошел на такое дело, черт побери!

Что сказать этому человеку, какими словами ответить ему? Рассказать о неудачном осеннем десанте? Или об Ефиме Борисовиче Носикове, потерявшем дочь? Или о Коле Ушеренко, которого осиротила фашистская бомба?..

Но говорить ничего не пришлось: в ресторан, в компании нескольких моряков, вошел Всеволод Арнольдович Виттинг.

Маркевич даже покраснел при виде его, и это не укрылось от Уиллера.

— Вы знаете этих парней? — спросил он.

— Нет. А вы?

— Хорошие люди. Капитаны торговых судов. Тоже идут на север с нашим конвоем. Кстати, один из них ваш соотечественник. Вот тот, высокий: Саймур Виттинг. Хотите познакомиться?

— Нет-нет, пожалуй, не надо!

— А-а, понимаю, — Дик улыбнулся, — вы красный, а он белый, да? Боитесь скомпрометировать себя. А мне наплевать, у кого какая душа.

Алексей пропустил это признание мимо ушей и как бы между прочим спросил:

— Скажите, Дик, вы считаете нормальным, что американскими транспортами часто командуют не американцы?

— А почему нет? Лишь бы человек служил интересам Штатов, на все остальное плевать. Какая нам разница, русский он, или норвежец, или даго? Транспорта, к сожалению, гибнут довольно часто, в том числе и американские, и не лучше ли, чтобы на них тонули те, кому мы платим доллары? Мы и берем всякий сброд: китайцев, пуэрториканцев, испанцев, датчан и, конечно же, негров. Чем этот Виттинг хуже любого из них? Он ведь отличный судоводитель.

— Не в этом дело, — чуть поморщился Маркевич. — Меня интересует другое: не рискуете ли вы, набирая команды по такому принципу, вернее, без всякого принципа и отбора? Будь я нацистским разведчиком…

— И вы постарались бы затесаться в состав одного из таких экипажей? — рассмеялся Уиллер. — Тем хуже для вас: ваши же подводники потопили бы вас вместе с судном!

На этом, пожалуй, и закончился их разговор. Вскоре Дик подозвал официантку, расплатился, и они покинули ресторан.

— Если по дороге к вам мой крейсер не отправится к Нептуну, — пошутил напоследок Уиллер, — я обязательно разыщу вас в Архангельске или в Мурманске…

И вот теперь, на мостике «Коммунара», в открытом море, Маркевича осенило: сигнализирует Виттинг! Как узнать, которым из трех транспортов, идущих впереди, командует этот мерзавец? Как доказать командору конвоя, что светит в ночи именно он?

— О чем задумался, детина? — толкнул Алексея вбок старший механик.

Но он не принял шутки, сказал так, чтобы не услышали остальные:

— Пойдем в рубку. Надо поговорить.

— Пойдем, — согласился парторг, почувствовав его озабоченность.

Маркевич подозвал Лагутина, напомнил:

— Наблюдайте, не появятся ли проблески. Может, мы ошибаемся, и никакие это не сигналы.

— Хорошо, Алексей Александрович, но…

— Что?

— Не мог я ошибиться. Не мог! Голову даю на отсечение!

— Верю, Сеня, — Алексей пожал его руку. — Завтра ночью еще раз посмотрим, будут мигать или нет. А пока не спускай с них глаз.

Симаков уже ждал его, наслаждаясь теплом и папиросой.

— Ну? — спросил он. — Выкладывай.

— Я знаю, кто сигнализирует, — сказал Алексей.

— Да? Ну-ну, говори…

— Это не так просто. Длинная история, Никанорыч, но придется тебе выслушать ее.

— Что ж, я готов. Закуришь? — Давай.

И Маркевич принялся рассказывать все по порядку: о старшем помощнике капитана на датском пароходе «Отто Петерсен» Всеволоде Арнольдовиче Виттинге, о Виттинге-переводчике в испанской средневековой Толосе, об американском капитане Саймуре Виттинге, который спасаясь от мнимой торпеды, посадил пароход на мель у берегов Новой Земли. Рассказал и о недавней беседе со славным чиф-инженером Ричарлом Уиллером.

Симаков слушал, и с каждой минутой морщинистое лицо его становилось сосредоточеннее и угрюмее.

— Не знаешь, Виноградов сообщил в органы? — спросил он.

— Да. Говорил, что меня должны вызвать.

Стармех задумался, снял очки, начал старательно и долго протирать их носовым платком.

— А нельзя ли выпереть его из последнего ряда транспортов? Перегнать в голову конвоя. Там, на глазах у всех, не посигналит.

— Черт его знает, — Маркевич с сомнением пожал плечами. — Разве долбануть легонько форштевнем в корму? Будто случайно…

— А сможешь?

— Штука не хитрая, если бы точно знать которого. А то стукнешь, да не его. Какой толк?

И вдруг Симаков вскочил с дивана, ткнул окурок в пепельницу на столе, возбужденно поскреб ногтями небритый подбородок.

— Слушай, Алексей Александрович, а что если его же фокус повторить? Вот бы здорово!

…Утром, едва рассвело, в конвое произошло невиданное. Советский транспорт, от самых берегов Англии с образцовой точностью следовавший замыкающим, без малейшего предупреждения открыл бешенную пальбу из кормовой пушки по морю, выбросил на фок-мачте флажной сигнал «вижу подводную лодку противника!» и самым форсированным ходом ринулся на караван. Со всех кораблей было видно, как на палубе его мечутся ошалевшие от страха моряки, как дерутся они за места в спасательных шлюпках, как ветер разносит в разные стороны судовые документы, выброшенные из штурманской рубки. Очевидно, и рулевой успел покинуть штурвал, потому что транспорт вдруг круто свернул влево, на средний пароход в концевом ряду, и тот бросился наутек, на правого соседа…

Паника настолько овладела экипажем советского судна, что ни один из кораблей охранения не рискнул приблизиться к нему, боясь столкнуться. Корабельная пушка била без передышки, снаряды ее ложились где попало, и у командора создалось впечатление, что не одна, а несколько вражеских субмарин волчьей стаей преследуют конвой. Открыли огонь и концевой крейсер противовоздушного охранения, и миноносцы Начали рваться в воде серии глубинных бомб. Поднялась паника и на других транспортах, они тоже покинули свои места в строю.