Василий Шукшин - Охота жить [сборник]

«Работа начиналась рано утром и затихала поздно вечером, но она как-то не угнетала людей, не озлобляла – с ней засыпали, с ней просыпались. Никто не хвастался сделанным, не оскорбляли за промах, но учили...» (из воспоминаний В.Шукшина).

«Мне шел 17-й год, когда я ранним утром, по весне, уходил из дома. Мне еще хотелось разбежаться и прокатиться на ногах по гладкому, светлому, как стеклышко, ледку, а надо было уходить в огромную, неведомую жизнь, где ни одного человека родного или просто знакомого. Было грустно и немного страшно. Мать проводила меня за село, села на землю и заплакала. Я понимал: ей больно и тоже страшно, но еще больней, видно, смотреть матери на голодных детей. Еще там оставалась сестра, она маленькая. А я мог уйти. И ушел» (из воспоминаний В. Шукшина).

«Работал в Калуге на строительстве турбинного завода, во Владимире на тракторном заводе, на стройках Подмосковья. Работал попеременно разнорабочим, слесарем-такелажником, учеником мастера, грузчиком.

В 1948 г. я как парень сообразительный и абсолютно здоровый был направлен в авиационное училище в Тамбовской области. Все мои документы повез сам. И потерял их дорогой. В училище явиться не посмел и во Владимир тоже не вернулся – там, в военкомате, были добрые люди, и мне больно было огорчить их, что я такая «шляпа».

И еще раз, из-под Москвы, посылали меня в военное училище, в автомобильное, в Рязань. Тут провалился на экзаменах. По математике» (из автобиографии В.Шукшина).

«И Василий уехал. Работал в разных городах. Голодал, бездомничал. Однажды, в 60-х годах, ехали мы с ним из Судака в Москву, на одной из подмосковных станций – название я забыла уже – Василий показывает в окно и говорит: «Видишь скамеечку? Я ведь спал на ней когда-то» (из воспоминаний Наталии Макаровны Зиновьевой, сестры Шукшина).

«Служил действительную, как на грех, во флоте, где в то время, не знаю, как теперь, витал душок некоторого пижонства: ребятки в основном все из городов, из больших городов, я и помалкивал со своей деревней» (из воспоминаний В.Шукшина).

«В учебном отряде был в Ленинграде, служил на Черном море, в Севастополе. Воинское звание – старший матрос; специальность – радист» (из автобиографии В.Шукшина).

«Помню один его рассказ. Однажды стало ему плохо на палубе, то ли приступ аппендицита, то ли язвы. Было это в шторм. И врач велел везти его срочно на берег. Он показывал рукой, как поднимали волны шлюпку, как прыгал вдалеке берег. “Вот так: раз – и вверх, а потом вниз проваливаешься. А боль – прямо на крик кричал: «Ребята, ребята, довезите!» Стыдно, плачу, а не могу кричу. А они гребут. Не смотрят на меня, гребут. Довезли”» (из воспоминаний Игоря Хуциева).

«Во все времена много читал. Решил, что смогу, пожалуй, сдать экстерном экзамен на аттестат зрелости. Сдал... считаю это своим маленьким подвигом – аттестат. Такого напряжения сил я больше никогда не испытывал» (из автобиографии В.Шукшина).

– Вася секретарем райкома комсомола никогда не был, как многие потом писали. Звать они его звали и обещали курорт и 3-х-годичную партийную школу в Барнауле, ну он не пошел...

«Думал ли Вася, что пойдет в Литературный институт или во ВГИК, – это трудно сказать. Во всяком случае, сначала поступал он в Историко-архивный институт, на заочное. А потом сдал экзамены во ВГИК на очное. И там и там был принят. Написал в телеграмме: мама, что делать? Мама отослала ему телеграмму: оставайся на дневном. Вот так он остался во ВГИКе» (из воспоминаний Наталии Макаровны Зиновьевой).

«Конечно, не забуду, как на собеседовании во ВГИКе меня Охлопков – сам! – прикупил... Я приехал в Москву в солдатском, сермяк сермяком... Вышел к столу, сел. Ромм о чем-то пошептался с Охлопковым, и тот, после, говорит: “Ну, земляк, расскажи-ка, пожалуйста, как ведут себя сибиряки в сильный сибирский мороз?” Я это напрягся, представил себе холод и ежиться начал, уши тереть, ногами постукивать... А Охлопков говорит: “Еще”. Больше я, сколько ни думал, ничего не придумал. Тогда он мне намекнул про нос, когда морозно, ноздри слипаются, ну и трешь было... Потом помолчал и серьезно так спрашивает: “Слышь, земляк, а где сейчас Виссарион Григорьевич Белинский работает? В Москве или Ленинграде?” Я оторопел. “Критик который?..” – “Ну да, критик-то... ” – “Дак он вроде помер уже!.. ” А Охлопков подождал и совсем серьезно: “Что ты говоришь!” Смех, естественно, вокруг, а мне-то каково?» (из воспоминаний В.Шукшина).

– Пять пятерок получил мой Вася на вступительных экзаменах. Учиться-то трудно было попервости-то. Денег не всегда хватало, но не жаловался Вася, наоборот даже.

Почитай, мил человек. Это Васины письма из Москвы!

«Здравствуй, мама! Получил 200 рублей, посылочку (вторую), письмо. Мама, так что это ты делаешь? Купила пальто. Милая моя, ведь я бы с таким же успехом проходил в шинели осень и весну. Получаю посылочку, опять как маленький вагончик. Что же, думаю, она сюда умудрилась еще-то положить. Развертываю, а там новехонькое пальто. Вот тебе раз! Мама, ты где деньги-то берешь? Пальто мне как раз, но я пока носить не буду. Вот дотаскаю шинель, а там уж... Деньги у меня есть. Числа до 15 октября денег хватит. Больше не покупай. И вообще, мама, больше ничего не покупай. Сегодня получил твое письмо с фотографией. Мама, ты как будто немного похудела. Милая моя, напиши честно – как живешь? Как питаешься? У меня в этом отношении все в порядке. Денег хватает через глаза. Насчет валенок. Да, мама, придется, наверное, выслать. Это верно ты говоришь: Москва-то Москвой, а зима зимой...»