Лев Канторович - Рассказы (1939-1941 годы)

немного, а еще от волнения ничего не ладилось.

Иванов неловко метнул гранату. Граната полетела слишком высоко и упала близко.

Позорно близко!

— Вот...— тихо сказал Иванов,— не получи­лось...

Бойцы смеялись.

— Пятнадцать метров! — крикнул кто-то на­рочно торжественно и значительно. — Рекорд.

Даже невозмутимый командир с трудом сдерживал улыбку.

— Ничего, Иванов,—сказал командир,— ни­чего. Не огорчайтесь. Вот, Тищенко, помо­жете товарищу Иванову. Поможете ему. На­учите.

— Есть!— весело сказал Тищенко.

Иванов с завистью посмотрел на высокого друга и с восхищением потрогал мускулы на руках и на груди Тищенко.

Подошел часовой.

— Товарищ лейтенант,—сказал он команди­ру,—разрешите к вам обратиться.

— Пожалуйста.

— Красноармейца Иванова вызывает на­чальник заставы.

— Хорошо.

— Разрешите идти?

— Идите. Товарищ Иванов! К начальнику заставы.

— Есть!

Иванов шел по двору.

Часовой смеялся, уткнув лицо в огромный воротник шубы и искоса поглядывая на Ива­нова.

Кок фыркнул в фартук.

Конник, смеясь, усиленно скреб бок жеребца и отворачивался.

Всем было смешно видеть, как расстроен Иванов неудачей с гранатой, но никто не хо­тел обижать Иванова, и все старались, чтобы Иванов не заметил, как над ним смеются.

Только маленький Толик, сын начальника, сказал, останавливаясь против Иванова:

— Вы, дядя Иванов, гранату дальше дяди Тищенко бросили? Да? Это верно говорят?

— Толик! — укоризненно крикнула жена на­чальника. Ей тоже было смешно, и она отво­рачивалась от Иванова.

Иванов шел, опустив голову.

В кабинете начальника заставы.

Начальник давал Иванову боевое задание. Иванов, вытянувшись ״смирно“, стоял перед начальником.

— Хорошо,— сказал начальник.— Идите, то­варищ Иванов. Повторяю вам еще раз: поезд по нашему участку пройдет сегодня. Вы сами понимаете, как важно, как ценно то, что везет этот поезд. Все ясно? -

— Все ясно, товарищ начальник.

— Исполняйте.

Иванов снова шел по двору.

Теперь он был одет в о все , что нужно для боевого наряда: теплый полушубок, рукавицы, болотные сапоги, наган. Шлем опущен на уши.

Увидев Иванова, жена начальника подхва­тила на руки сына и унесла его, Толик смеялся, махал рукой Иванову и кричал:

— Дядя Иванов! Дядя Иванов! Пять-то метров кинул?..

Часовой, кок и конник не могли удержаться от смеха.

Тогда Иванов остановился посредине двора. Он некоторое время постоял неподвижно, по­том, когда часовой, кок и конник, задыхаясь от хохота, схватились за животы, Иванов сказал негромко и как бы про себя:

— Шарик...

Часовой, кок и конник мгновенно перестали смеяться.

— Шарик...— громче повторил Иванов.

Часовой прыгнул к лестнице и, стремглав, взобрался на вышку.

Конник подхватил скребницу, отвязал коня и бегом бросился в конюшню.

Кок, оставив котел и теряя чищенные кар­тошки, скрылся в кухне.

Иванов остался один.

— Шарик, собачка! — сказал Иванов, и Ша­рик вышел на двор.

Шарик был огромный серый пес. Немецкая овчарка, он всю жизнь прожил в суровых ус­ловиях пограничной работы, и он был могуч и страшно зол. У него была широкая грудь, сильные, как у волка, лапы, тяжелая голова и мощная мохнатая шея.

Шарик шел по двору неторопливо. Он не­довольно ворчал и исподлобья осматривался по сторонам. Он подошел к лестнице на выш­ку, понюхал ступени и посмотрел .наверх. По­том подошел к коновязи, потом к двери в кухне.

Обойдя весь двор, Шарик подошел к Ива­нову. Иванов ласково улыбнулся.

— Шарик, собачка!— сказал Иванов.

Шарик встал на задние лапы и передние положил Иванову на плечи. Так они были почти одного роста.

Иванов смеялся.

— Пойдем, Шарик! Рядом.

Шарик вилял хвостом. Он шел рядом, боком прижимаясь к левой ноге хозяина.

Иванов и Шарик вышли в ворота.

Тогда опустился с вышки часовой, конник вывел жеребца из конюшни и кок вышел ка крыльцо возле кухни.

Иванов и Шарик входили в лес. Лес начи­нался в ста метрах от заставы.

Лес был занесен снегом.

Снег лежал на земле, кусты были скрыты под огромными сугробами, и верхушки моло­дых елей и сосен зелеными крестиками тор­чали из-под снега.

На ветвях деревьев лежали такие большие комья снега, что ветви гнулись, пригибались низко к земле и ломались под тяжестью снега.

Ветра не было, и тихо было в лесу.

Снегирь с коротким резким свистом взлетел со снежной ветки, и ветка, вздрогнув, сбросила снежный груз и выпрямилась.

Снег обрушился на нижнюю ветку, сбил снег с нее, и так до подножья ели катилась снежная лавина. Ель дрожала, освобождаясь от снега.

Белая пыль на секунду скрыла подножье дерева. Белая пыль слилась с белым сугробом у корня ели.

Когда снежная пыль рассеялась, из-за суг­роба высунулась голова Шарика. Шарик, при­ложив острые уши, отряхивался от снега. Вся темная морда собаки казалась седой из-за снега.

Отряхнувшись, Шарик чихнул.

Тогда из-за сугроба высунулась рука и дер­нула Шарика за ошейник.

Голова Шарика исчезла за сугробом.

За сугробом притаился проводник Иванов, и Шарик прижался к хозяину, распластался на снегу, за сугробом.

Пограничник тоже был весь белый от лег­кого снега, упавшего с ели.

Снег прикрывал шлем на голове погранич­ника, снег покрывал спину и плечи, снег за­сыпался за воротник.

Пограничник ежился от холода.

Снег таял, и струйкой воды стекали за ши­ворот и по спине.

Не высовываясь из-за сугроба, Иванов извивался, старался сбросить снег с плеча и с головы. Руки пограничника были заняты: од­ ной рукой он держал за ошейник собаку, дру­гой сжимал рукоятку нагана.

Снегирь перелетел на другую ветку. Он был совсем близко. Нагнув круглую головку, он весело смотрел на человека и его собаку.

Иванов со злобой покосился на снегиря.

Шарик вдруг насторожился, уши его при­поднялись, лапы напряглись и вытянулись.

Иванов забыл о снеге.

Он слегка приподнялся и сразу низко на­гнулся и потянул за собой собаку.

— Тише, Шарик,— сказал он шёпотом в са­мое ухо собаки. Собака поняла. Она легла на живот, прижав уши и вытянувшись на снегу. Только верхняя губа собаки приподнималась.

По лесу шел человек.

Он шел так быстро, как только позволял рыхлый снег.

Человек шел не прямо. Он петлил по лесу, пробирался в чаще кустарников.

Рядом с человеком шла собака.

Человек вел ее на коротком ременном по­водке. Собака была большая и лохматая. Ее шерсть была черного цвета.

Человек прошел по занесенной снегом лу­жайке, и пограничник успел хорошо разглядеть этого человека.

Человек был огромного роста, слегка суту­лый, с длинными, как у обезьяны, руками. За росшее бородой лицо его было сумрачно и уг­рюмо. Он оглянулся и секунду его маленькие медвежьи глазки пристально смотрели прямо в ту сторону, где лежал пограничник со своей собакой.