Иван Торопов - Избранное

Маленький мастер еле утихомирил ребят.

— Да помолчите вы! — кричал он, гнусавя по своему обычаю. — То и хорошо, что у нас два кандидата стало. Эта самая демократия и начинается, когда двое на одно место враз метят, читал я… Давайте мы им, кандидатам этим, испытание сделаем, пускай покажут, на что горазды, а потом уж решим — кого.

Мне вовсе не хотелось бригадирить. Потом, если уж честно признаться, побаивался я Пикона — попробуй тягаться с таким верзилой, с верстой коломенской.

— Да-а… была нужда бригадирить… — как мог безразлично сказал я. — Мне и мастером осточертело, еле отбодался. Дайте вольным человеком пожить, пусть Пикон бригадирит.

— Э! Федя, испугался… Не бойся Пикона, у него только кости громыхают, — стали меня подначивать.

— Да не хочу я, не прилипайте ко мне с бригадирством этим!

— Испугался… — и хохот. Будто все только и ждали повода.

Как потерпишь такое, когда над тобой смеются… Вспыхнул я, как смоляное полено, вскочил с бревна.

Молодо-зелено, поддразнили, — и на все уже готов.

Пикон тоже шагнул вперед, улыбается, как корова, бездумной своей улыбкой. Глаз щурит и взглядом будто принизить меня хочет. Дескать, с этаким-то замухрышкой совладать… плевое дело.

А я уже завелся. Ну, думаю, непойманную птицу не ощипывают. Если уж я вышел против тебя, то держись, Пикон, так просто я не дамся и дурачком прикидываться не стану.

С Пиконом мы вообще-то незнакомы. Знаю, что из соседнего с нами села, охотник, вся семья у них охотники. И все они такие — громилы. Видать, хорошо растут люди на дичине…

А между тем мастер поставил нас рядом и вертится вокруг, как кутенок, право, другого слова для него не найти… Вертится — дескать — смотрите, люди, хорошенько, какие у вас кандидаты.

А другим-то что… забава… смешно им.

И мастеру-недомерку, видать, смешно. Демократию развел на пустом месте. Наверное, все заранее рассчитал — как подход найти к молодым… стреляный воробей… не сейчас придумал. Ведь ему все лето по реке с нами идти, до самого города. Сплав…

— У Пикона, конечно, плечи пошире, — примеривался мастер, осматривая нас, как лошадей, выставленных на продажу. — Зато у Феди грудь покруче… бочонком. Ростом, конечно, да… неровня… Ну-ка, подайте багор, смерим!

Под общий хохот подали мастеру багор.

— Ну, лешак-парень, Пикон, надо же так вытянуться… Даст же господь, кому не надо… таких, как я, два, пожалуй, выйдет.

— Выйдет! — хохоча, подтверждает публика.

— …без лестницы и не дотянуться, помогите хоть кто-нибудь. — Мастер приставил к затылку Пикона багор, заметил. Потом он вытащил из кармана складной метр, прикинул. Получилось без малого два метра. Я, конечно, пониже.

— Ничего, однако, и Федя подвымахал, хоть и война и жрать нечего, — удивился мастер. — Видать, дрожжи неплохи оказались. Но Пикон-то, Пикон… — Повернулся мастер к остальным: — Ну что скажете, зимогоры? По комплекции придется поставить балл Пикону, по росту его не то что в бригадиры — в императоры можно…

— Император, — хохочут ребята.

— Поставим Пикону очко, — игра мастера все больше воодушевляла публику.

— А теперь давайте дадим им задачку. Что важно знать бригадиру? — спросил мастер. И сам же ответил: — Больше прочего знать нужно о бревне. Скажем… сколько кубометров обсохло вон в этой куче? А — Пикон? Сколько, по-твоему, тут будет?

— Надо наперво хотя бы… в штуках… прикинуть, — Пикон заметно колебался, от мозговых усилий он покраснел как рак.

— А ты без счету, без счету скажи, — настаивал мастер.

— Ну-у… около тридцати будет… — промямлил Пикон.

— Та-ак… А по-твоему, Федя, сколько?

Я прикинул. Бревна крупные, легли ровно, плотно уложила их река. Половодье, видать, штабель где-то своротило…

— Я думаю, самое малое кубов пятьдесят.

— Феде очко! — закричала публика. — Его слово верное, около того и будет… Не зря мастерил… насобачился…

— Та-ак, — окончательно развеселился мастер, словно не испытание делал на серьезную работу, а у тещи оладьев наелся до отвала. — Каждый по очку заработал, один-один. А теперь, я думаю, им надо побороться. Посмотрим, кто посильнее, сила в нашем деле никому еще не мешала.

От такого предложения все прямо легли. В жизни не слыхал, чтоб так хохотали.

— Пусть поборются, пускай…

— Давай, борцы… ой, не могу…

Во мне поднялась какая-то злая веселость. Я с детства бороться люблю. И Пикона не боюсь… и азарт… и публика, и все…

— Можно бороться, как умеешь, — сказал мастер, — одним словом, вольная борьба.

Стали мы с Пиконом друг против друга, как мартовские коты, и мне стало смешно, я как бы увидел нас с Пиконом со стороны; изогнулись, сгорбились, глаза горят, соображаем, как бы ловчее захватить друг дружку, чтобы сразу на лопатки положить.

Сначала я хотел схватить его за руки, повыше локтей, и сделать то, что делал в подобных случаях много раз: толкаешь своего противника, упираешься, а потом, когда он начинает ответно тебя толкать, пытается тебя остановить, ты, держа его крепко за рукава, бросаешься на спину, увлекаешь его за собой, кидаешь через голову, а сам из-под него выскакиваешь и оказываешься сверху.

Но как выскочить из-под такого верзилы? Шмякнется он на меня, как комлевое бревно, попробуй выползи потом.

А кругом кричат, подначивают, издеваются…

— Давай-давай…

Кому кричат? А — все равно. Сцепились мы с Пиконом, как два паука, которые никак не могут разодрать муху. Пыхтим, кирзушками своими лужайку пашем. Я пытаюсь обеими руками добраться до его пояса, а он — не пускает меня, отбрасывает мои руки и сам норовит…

У Пикона и в самом деле — кости да кожа, стропила одни, как говорят. Как у того Геркулеса, что когда-то упал на долгой дороге из Литвы…

Странно это: охотник, мясо лесное жрет, а куда ж оно уходит, в мослы? Бывает, все в кости идет да в навоз, — пытаюсь я себя рассердить, чтоб увеличилась моя сила, но не чувствую я к Пикону злости. Не чувствую — и все тут.

Все ж удалось мне раздвинуть его клешни, добраться до пояса. Обхватил я его, приподнял, сунул подножку и жмякнулись мы с ним на травку, а я сверху оказался, ладно что не внизу — задавил бы он меня, мосластый. Пикон взбрыкивает, взмок сразу, но теперь уж дудки, если уж я сверху на лежачем, то как-нибудь совладаю…

Стало мне весело — такую остолопину свалил.

А когда поднялись, Пикон принялся ручищами своими размахивать, кричать: мол, неправильно Федя боролся, подножку поставил, переиграть надо…

— На-на-най! — замотал головой мастер. — Никаких, я же говорил: борьба вольная, кто как умеет. Феде очко! Но ты, Пикон, не вешай носа, главное-то еще впереди, только за дурную силу бригадиром не выберем. Пускай-ка наши молодцы на бревне себя покажут. Пускай-ка на одном бревне на ту сторону переплывут! На одном! На двух-то и дурак переберется, ног не замочит. И чтобы не садиться, как на кобылу, а — стоя!