Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

Она всхлипнула и тут же прикусила губу.

— А он как?

— Ударил меня. При Денисе ударил.

Галина Сергеевна взяла Анну Петровну под руку, прижалась к ней, утешая. Денис бежал сбоку, поглядывая на обеих.

А Галина Сергеевна невольно о своей жизни задумалась. Скольких пришлось матерей выслушать, успокоить скольких! А что, спрашивается, у самой хорошего? Вот и получается, что она как заболевший врач: все на свою головную боль жалуются, а до твоей — дела нет.

Дождалась, когда Денис отбежит, спросила:

— Значит, вашей вины не было?

— Ребенком клянусь!

— А вы сходите к нему, поговорите. И про Дениса скажите: скучает мальчик.

— Нет, — покачала головой Анна Петровна. — Не станет он слушать.

Остановилась у входа в сквер, показала на другую сторону.

— Мне в тот дом. — Позвала сына. — Денис, здесь гуляй, ни на шаг чтобы. Я скоро. — Пожала руку Галине Сергеевне. — А муж напротив работает. Видите, окно светится, это его окно. Он и раньше любил до позднего вечера, а теперь… В общежитии шум, да и непросто главному инженеру в общежитии… — Хотела идти да опять что-то вспомнила. — Недавно иду часов в девять, а он у окна… Не видел, конечно.

На часах было половина седьмого. Галина Сергеевна перешла дорогу против строительного управления, остановилась около высокой двери. У штакетника пожилой вахтер. «Мое ли дело? Может, и не нужно ему, а я с непрошеной помощью…»

Вахтер удивленно поглядел на вошедшую, — поздновато явилась.

— Главный инженер у себя? — спросила решительно.

— Где ему быть…

Набрал номер по внутреннему телефону, сообщил недовольно:

— К вам просятся, Павел Васильевич… — Отвел трубку, уточнил: — Откуда будете?

— Из шестнадцатого детского садика.

— Из детского садика, заказчица…

Повесил трубку, буркнул:

— Ждет.

Она шла по коридору. На табличках были разные обозначения: бухгалтерия, начальник, помощник, а где же кабинет Калмыкова?

В торце мелькнула полоска света и надпись на двери: «Главный инженер». Когда-то она Калмыкова видела: худой, рослый, с сединой на висках.

Вошла без стука. Он стоял у окна, курил. Повернулся, спросил сдержанно:

— Что-нибудь с сыном?

— Ничего, — сказала Галина Сергеевна, — сын здоров, — и тут же заторопилась: — Не думайте, что я по просьбе Анны Петровны. Она даже не знает, что я у вас. Мы только что вместе с ней шли. Из садика. Она рассказала мне все, как женщина женщине, и ваше окно показала. Я и зашла. А она у больного. Напротив. А Денис в сквере остался, ее ждет…

Калмыков мрачно молчал.

— Я сейчас ее слушала, — быстро говорила Галина Сергеевна, нервничая. — И поверила, полностью поверила ей, Павел Васильевич. Ничего у Анны Петровны не было! Ничего. А потом, она же не знала, что я к вам пойду…

Он спросил вроде бы зло:

— Денис где?

— В сквере. — Она продолжала говорить то, что приходило ей в голову. — Сегодня он про вас сказал: «Папа бросил». А сам дом строил из кубиков. И на этом доме все свое горе выместил. Кубики ногой раскидал… И днем не спит, все думает…

Калмыков заходил нервно, потом вдруг встал у окна, сгорбился, точно навалили на него тяжесть.

Она тоже шагнула в его сторону, стала отыскивать взглядом Дениса.

— Там, там он, — говорила Галина Сергеевна. — Там я его оставила.

Калмыков сорвал с вешалки шарф, намотал на шею с каким-то остервенением, нахлобучил ушанку.

— Знаете, — говорила Галина Сергеевна, торопясь за ним к лестнице. — Человек так устроен, что защитить себя он не может, он может только других защищать.

«Господи, — думала она, едва поспевая за ним. — Не обидел бы мальчика. Тогда уж ничего не исправить…»

Денис играл в сквере, утрамбовывал снег. Услышал шаги, повернулся, увидел мать. Анна Петровна будто собиралась пройти мимо него. Денис поглядел туда, куда смотрела мать, и увидел отца.

— Папа?! — спросил Денис и вдруг заплакал.

Калмыков поднял на руки сына, прижался щекой.

«Пойду, — сказала себе Галина Сергеевна. — Зачем я здесь…»

Ей совсем не хотелось домой. Да и что ждет ее там? Куда лучше на работе…

Было четверть восьмого. Она остановилась около универмага, вошла внутрь. Народу было мало. В отделе тканей какая-то девица хватала уже третий отрез, носилась к зеркалу, перекидывая материал через плечо, как тогу. Галина Сергеевна посмеивалась про себя: «Из-за чего нервничает? Неужели и я так раньше?»

«Да, далеко ты, Галина Сергеевна, отошла от такой суеты, наверно, помудрела за последние годы. Только правильно ли все объяснять мудростью? Может, не для кого тебе суетливой быть? Кого любила — ушел, не вернется…»

— Нет, — сказала девица. — Не то…

Продавщица раздраженно откинула отрез на стеллаж.

«Приеду домой, мать сразу заметит, что я во всем прошлогоднем», — подумала Галина Сергеевна и тут же сказала:

— Мне этот выпишите…

— Нет, нет, — сказала девица, — я еще думаю…

— Гражданка уже взяла, — сказала продавщица решительно.

Около кассы Галина Сергеевна столкнулась с Мусей, соседкой по лестнице.

— На костюм купила, — сказала Галина Сергеевна, — взгляни, одобряешь?

— Да у тебя глаз — алмаз! — ахнула Муся. — Сколько хожу, а такого не видела.

Галина Сергеевна подождала, когда завернет продавщица, сунула пакет в сумку. Пошли к выходу.

— Домой собираюсь, — сказала сдержанно, не зная, рассказывать ли Мусе про юбилей отца.

— Ой, Галка, неужели Николай зовет? — обрадовалась Муся.

Галина Сергеевна опустила глаза, ни да ни нет не ответила.

— Да ты не рассуждай, не раздумывай, — говорила Муся, сразу входя в понимание. — Раз Николай захотел встретиться, не отказывай. Может, одна эта встреча все в нем повернет.

— Не знаю, не знаю, — внезапно заговорила Галина Сергеевна совсем не о том, о чем думала. — Детей не бросит, а просто так — ни к чему. Я, Муся, гордая.

— Все мы гордые, — отмахнулась Муся. — Потому что для себя ума нет.

На этаже надо было прощаться. Галина Сергеевна видела огорчение в Мусиных глазах, да и сама понимала: вдвоем бы вечер лучше прошел.

— Мне бы тоже с тобой не мешало посоветоваться, и у меня событий полно, — осторожно сказала Муся. — Запуталась я, Галина. — Огляделась, зашептала заговорщицки: — Давно уже ходит в библиотеку один, книги берет пачками.

— Серьезный?

— Еще бы!

Муся засмеялась, а Галина Сергеевна погрустнела невольно. Была бы Муся видная, а так нет ничего. Вот жизнь! Какие коленца выкидывает. Вторая библиотекарша, Элла, и красивая, и статьи пишет в газету, а одна-одинешенька, ни ум, ни красота ее никому не нужны, даже отпугивают.

— Я, Галя, с тобой люблю разговаривать. Ты и слушаешь хорошо, и совет дашь, — польстила Муся. — А теперь-то народ какой? Выспросят, выпотрошат, домой без перьев отпустят. Для чего рассказывала — и не знаешь.