Ильгиз Кашафутдинов - Последний снег

— Хоть бы кеды снял, — разоблачила Аня. — Артист. А за то, что на двор выходил, получишь лишний укол.

— Агентура у тебя хорошо действует, — удивился Саша. — Врать не буду, к Федору на солнышко выходил. На бревно. Минутку всего посидел.

— Федор приходил?

— Они вдвоем приходили, старик с ним был.

«Евстигнеич», — догадалась Аня.

— Федор сказал ему, что решение у него окончательное и бесповоротное — остается тут.

К этой новости Аня сначала отнеслась недоверчиво и какое-то время спокойно возилась со спиртовкой. Потом она заметила, что рука ее, державшая шприц, начинает слегка дрожать. Чтобы успокоиться, Аня смотрела на белое пламя спиртовки и только после этого решилась сделать укол. И все равно укол получился неудачным. По тому как вздрогнул Саша, она поняла, что ему больно.

Она думала о Федоре, только о нем. У нее появилась странная мысль, что он ждет ее после долгой разлуки.

На прощанье хлопнув Сашу по спине, Аня выбежала на улицу. День уже догорал. До самой середины улицы от тополей протянулись резкие тени.

Аня шла по тропинке мимо палисадников, когда впереди заскрипел колодезный ворот. По надвинутой на нос кепке, по белому полотняному пиджаку Аня узнала стоящего у колодца Храмцова, лицо его было в тени. С трудом переборов желание перейти на другую сторону улицы, Аня пошла прямо. Храмцов все реже и реже крутил ворот, решив, видимо, что Аня появилась неспроста. Не выдержав, он бросил на Аню пустой, одуревший от похмелья взгляд, опять отвернулся, приготовился к худшему.

Аня миновала колодец, потом услышала грохот и позвякивание летящего вниз ведра и сквозь этот шум — бормотание самого Храмцова. Она хотела оглянуться, но сдержалась. Ну его! Пусть пишет, строчит, все равно не дождется — Аня отсюда назло никуда не уедет.

Вот и медпункт. Почему-то не такой казенный и унылый, каким казался раньше.

Аня чуть не столкнулась с Федором, который, повязав фартук, жарил в коридоре грибы. Он в шутку вытянул руки по швам, глаза круглые.

Аня без смущения припала к его груди. Почувствовала, что с Федором она ничего не страшится, с ним дышится легко и свободно. Только когда Федор, найдя гребенку, стал осторожно расчесывать ее ссохшиеся в космы волосы, она вздрогнула и обернулась, как если бы почуяла, что за ними кто-то подсматривает.

— Как тут без меня? — спросила Аня.

— ЧП никаких не было, — ответил Федор. — Приезжал Евстигнеич. Саквояж привез, яблоками его набил. Сашку проведали. Я в лес сходил.

— А что Евстигнеич говорил? — стараясь казаться спокойной, спросила Аня. — Степка тебя все ждет?

— Да этому Степке сорок два года, не пропадет без меня. Передовик, лучший капитан тралфлота.

— А я опять набегалась, под град попала.

— Работенка же у тебя.

Прошли в жилую комнатку. На стенах Аня увидела новые вещи: барометр, кортик, снимок с изображением морского порта.

Она перевела взгляд на Федора, будто бы ожидающего похвалы, сказала:

— Брюки тебе надо постирать. Не к лицу моряку ходить в таких штанах.

— У меня есть другие, — улыбнулся Федор. — Только они тоже стирки требуют. Давай пообедаем, а потом я сам займусь саквояжем.

— И не думай, — возразила Аня. — Это дело женское.

Федор подал грибной суп, жареные грибы.

— Соскучился по подножному корму, — пояснил он.

После обеда Аня отправила Федора за водой, а сама взялась за саквояж. Вынула из него яблоки, сложила в картонный ящик. Разной мужской одежды в саквояже было полно. Все запихнуто кое-как, смято. Решив вынести саквояж на ветерок, Аня полностью освободила его, последней из бокового кармашка вынула уже знакомую книжку «Морфлот». Выпавший из нее телеграфный бланк она тотчас вложила обратно, но промелькнувшая в глазах подпись отправителя насторожила.

Аня догадалась: телеграмма свежая, от Степана. Значит, Евстигнеич, помимо саквояжа, привез и эту телеграмму. Аня достала телеграмму-письмо, почувствовала, как краснеют уши. Но деваться уже некуда, и она быстро, боясь быть застигнутой Федором, пробежала по тексту.

«Посылаю телеграммы одинакового содержания сразу по трем адресам. Я отозван из отпуска, нахожусь в порту приписки в связи с назначением на должность капитана нового БМРТ. Представил твою кандидатуру на должность старпома на рассмотрение комиссии, уверен, что утвердят, но твое присутствие обязательно. Отдохнем после заводских испытаний, не подведи, срочно снимайся с якоря, предварительно сообщив о вылете. Оркестр будет обеспечен.

Когда Федор вошел, неся два ведра воды, Аня ничем не выдала своего волнения. Только уж очень долго и бестолково она перекладывала с места на место рубахи, носовые платки. Уж очень медленно она осмысливала свой взгляд и потому не смотрела на Федора, который грохал ботинками по-хозяйски уверенно.

Среди ночи Федор осторожно взглянул на лицо Ани, убедившись, что она спит, соскользнул с топчана и вышел покурить.

В охваченной сном деревне не было слышно ни единого звука. Далеко все вокруг остановилось, замерло, не смея потревожить полуночный покой земли. Как тревожно-радостное напоминание о вчерашней ночи висел в небе месяц. Те же звезды, что вчера перемигивались высоко над стогом, и сейчас светились на прежних местах.

Федор давился частыми затяжками, отвыкший от курева за последние дни. Что-то надо сделать, чтобы возникло ощущение, будто еще не кончилась вчерашняя ночь, будто не было между той и теперешней никакого дня, который чуть не перепутал все. Взять охапку дров, спуститься к реке, разжечь костер. Купаться до дрожи, согреваться у огня, снова купаться, чтобы потом в изнеможении не думать ни о чем.

Телеграмма пришла как снег на голову. В планах Федора смутно и отдаленно значился переход на новое судно, а тут сразу быка за рога. И сразу, как только Федор прочитал телеграмму, у него сладко екнуло сердце. И сразу, перебив эту сосущую приятную боль, Федор сказал сам себе: нет. Он не притворялся перед самим собой, у него в голове не было ни единой мысли о том, что он останется здесь навсегда. Другая была — что он, распознавший мягкую привязчивую душу Ани, неторопливо, исподтишка подготовит ее к единственному выбору: уехать отсюда вместе. Сначала к матери погостевать, потом в портовый город, где у Федора есть однокомнатная квартира, друзья, море. Перед глазами еще днем промелькнула трогательная картина: он сходит с корабля, видит среди собравшихся на причале женщин Анюту. Вот она, утомленная долгим ожиданием, от которого слаще делается каждое мгновение встречи, кидается ему в объятия.

Федор расслабленно прислонился к поленнице, достал еще одну сигарету. Решено: он остается до конца отпуска, о чем завтра телеграммой сообщит Степке. Велика ли беда, если он еще год-другой послужит старпомом на маленьком суденышке.