Юрий Шевченко - Эворон

Сережа удивленно посмотрел на начальника. Что он, всерьез? Ведь на той неделе приходил в общежитие, с Горошком задушевно беседовал!

— Ну как, окреп парень?

— Он здесь, в коридоре, позвать?

Соболев покачал головой.

— Незачем. Я его не приглашал. Так в чем дело? Премия?

— Ну да!

— Премию мы платим, Неверов, тем, кто работает. А Горохов дома лежал. Лежал?

— Но ведь травма! Вы же сами сказали — заполнять на него наряд…

— Верно, ваши бумажки у меня. Зарплату я по ним выдал, как договорились. А премии — другое дело. Бухгалтер у нас строгий. И хотел было — бухгалтер на дыбы! Я, брат, тоже не все могу, — начальник развел руками. — Шестьдесят человек по СУ не получили премии, и каждый в мою дверь стучится!

— По той же причине не получили? Пострадавшие?

— Фу, как громко! Пострадавшие! Любите вы, молодые, из мухи слона делать…

Соболев выдержал паузу и тихо добавил:

— Подумай, на что меня толкаешь! Прочти КЗоТ.

Сережа подошел к столу, поближе ко вдруг прищурившемуся Соболеву, торопливо, оборвав пуговицу, расстегнул комбинезон на груди. Достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо желтый бланк.

— А такую бумажку вы оплатите?

Соболев, недоверчиво, не понимая в чем дело, взял протянутый документ, развернул, прочел, далеко отстранив от лица. Положил его на стол, разгладил на стекле, еще раз прочел. Уголки полных губ расползлись в улыбку. Начальник приподнял лицо и с интересом поглядел на Неверова.

Конечно, это было мальчишество! Но Сережа не сразу понял, чем оно может кончиться.

Несколько дней назад в бригаде решили провести опыт. Мысль родилась, когда Неверов говорил с Бузулуком и Сухорадо о нарядах. Местный порядок их заполнения — после рабочего дня — может привести к прямым злоупотреблениям. Потому что мастера фиксируют в нарядах выполненные работы прямо со слов. Что скажешь, то и будет в наряде. А если найдется умник, который наговорит про свою работу три короба небылиц? Прогуляет, к примеру, а мастеру доложит, что вынул два кубометра грунта? Так и появится эта фантазия в наряде?

— Это ты уж пересолил! — засмеялся, помнится, Бузулук.

Бригада заканчивала в те дни устройство подвального помещения.

Вечером, в вагончике прораба, когда подошла очередь докладывать о сделанном за день, Сережа подмигнул ребятам и продиктовал: «Проходные каналы». Мастер спокойно записал два слова в наряд и подвинул его Неверову.

— Завизируй у прораба и главного.

Бузулук тоже размашисто расписался на документе. И главный инженер поставил свою подпись. Опыт удался.

Те слова, которые нужно было внести на самом деле в наряд, звучали несколько по-иному: «проходные полуканалы». Всего четыре буквы разницы. Но за пределами орфографии разница становилась более ощутимой. Проходные полуканалы — это узкие подвальные коридоры, в которых человек может двигаться, только согнувшись в три погибели. Проходные каналы в два раза выше и просторней. Отрыть проходной канал — значит вынуть вдвое больше земли, уложить вдвое больше кирпичей, получить вдвое больше денег.

Когда все подписи на наряде были собраны, Сережа положил его перед прорабом.

— Возразите что-нибудь, Степан Дмитриевич!

Бузулук сдвинул шапку на затылок, прочел, вникнул и захохотал.

— И я на эту удочку попался! Ловко, Сергей! Тащи наряд к Соболеву, пусть полюбуется, как его система действует.

— И потащу! — пообещал Неверов, пряча бумажку во внутренний карман.

Лохматилась она там несколько дней, а то и целую неделю — Сергей позабыл о наряде. Да к тому же и начальник куда-то запропастился. Раза два Бузулук пробовал звонить в контору, согласовать надо было вопрос, но Калерия не соединяла с начальником:

— Нет его. И завтра не будет!

— В тресте, что ли?

— Лицензию на отстрел кабана получил.

— Какой кабан, честное слово, когда план трещит?

— У Дмитрия Илларионовича никогда ничего не трещит, — ледяным тоном поправляла Калерия.

— Слушай, ты мне без дипломатии, — настаивал Степан Дмитриевич (позарез требовался движок, без Соболева не дадут), — что он, пешком на охоту отправился?

— На газике, как всегда.

— Не умеешь врать, вашего шофера в данный момент из окна вижу — с моей подсобницей треплется…

— Пора знать — Дмитрий Илларионович сам за рулем на охоте. Врать!

— Доконаешь ты меня, Калерия…

Сейчас, в кабинете Соболева, взвинченный нотацией неизвестно за что, Сергей вспомнил о наряде. Чего же ждать?

В ту минуту, когда он протянул наряд начальнику, мелькнула мысль — зря! Не надо бы. Но уже было поздно.

— А такую бумажку вы оплатите?

Соболев с нескрываемым интересом поглядел на Неверова.

— Такую я бы оплатил, — сказал он, растягивая слова. — Все подписи на месте. Ты, я вижу, парень не промах…

Сережа вспыхнул. Что он имеет в виду? Подошел к столу, чтобы забрать наряд, но начальник накрыл его белой ладонью и, продолжая улыбаться, произнес:

— Я тебя не задерживаю.

Познакомился Неверов с Горошком в Воронеже.

Однажды утром, переодевшись в бытовке и шагая по проходу механического цеха к своему рабочему месту, Сергей заметил новичка.

Механический цех — самый просторный и многолюдный на заводе, новички здесь не редкость, но этот парнишка вдруг привлек к себе внимание.

Стоял он, прислонившись к станине станка, и тоскливо поглядывал на пожилого токаря.

— Что у тебя за глазомер! — услышал Сергей раздраженный голос — Пять раз было говорено: сперва прикинь, рассчитай, а потом включай обороты. Стопори! Где разводной ключ?

— Где-то тут был…

— Где-то… Первейший инструмент на виду должен быть. Допускаю — в кармане спецовки. А ты, друг, спецовкой брезгуешь. Гляди, завтра не получишь на складе — не допущу до работы… Теперь иди-ка сюда, наклонись. Да ниже, ниже, не переломишься. Что у тебя внизу валяется? А?

Мальчишка вздыхал, украдкой поглядывал в сторону пролета, где висели большие круглые часы.

И главное, что бросилось Сергею в глаза, — одежда. Светлые брюки в обтяжку, бархатная — бархатная! — рубашка, остроносые (полсотни на барахолке) туфли. Светлые, почти белые волосы уложены волнистым коком. Модники, полагал Сергей по своим наблюдениям, народ шумный и нахальный, а тут…

Он ничего, в общем, не имел против моды. Хотя в городе к «стилягам» отношение было суровое — комсомольские патрули и дружинники, случалось, вспарывали где-нибудь в подворотне возмутительные брюки «дудочки», в которые разве что с мылом влезешь. Но гонение успеха не приносило. «Стиляги» росли, как грибы, обзаводились голубыми наваченными пиджаками, повязывали упрямые шеи шелковыми платками, выстраивались с рассвета в очередь к парикмахеру Науму на улице Никитинской, единственному мастеру, освоившему стрижку «канадка» — взметнувшийся надо лбом кок. Со скрипом, под осуждающий свист окраин, новая мода пробивала себе права гражданства.