Владимир Кочетов - Провинциал

— Вань, — закричал Сашка, — все это ерунда, ты мне друг! Не надо! Все нормально! Бывает. Я их тоже боялся, они и приставали ко мне, потому что я маленький и слабый. Но ты знаешь, что я сделал себе дома? Тра-пе-ци-ю! Понял? Я теперь на ней каждый день по часу висну, да еще гантелю к ногам привязываю, чтобы тяжелее было. Вытягиваюсь. Я читал: так делают, чтобы стать выше ростом. Верный способ. Посмотрим, какой я стану через год! Я подтягиваться буду, мускулы разовью. Я им всем покажу, кто такой Сашка Елин! Эх, мне бы только росту, побольше росту! — Сашка ударил по столу маленьким кулачком. — Знаешь, Вань, меня это как раз больше всего подвело. Она говорит мне: «Ты такой маленький, с тобой неинтересно, я на голову выше тебя», — Сашка усмехнулся, — в прямом, конечно, смысле. А я тушевался. Увижу ее и слова сказать не могу, будто немой. А она мне говорит: «Чего привязался? Чего ходишь, мычишь, мелюзга лупоглазая?» Ну, что ей скажешь!

— О ком это ты? — спросил Ваня.

— Да так, была одна… Ну, ничего, я теперь вытягиваться буду, я раньше не знал, что можно от этого вырасти. Вырасту, накачаю силу, и посмотрим. Посмотрим, как она скажет «мелюзга лупоглазая»…

«А мне она этого не скажет. Но почему я думаю, что это Нина? Нет, конечно, не она. Тогда кто? А-а, не все ли равно… Сашка — хороший парень, а она — дрянь, — подумал Ваня. — Черт возьми, я и роста не маленького, и силенка есть, а вот не любит же меня Нинка — даже не глядит в мою сторону! Этого, значит, мало… Но почему я решил, что она не любит меня? Может, наоборот, может, она не решается подойти первая, и в этом все дело… Я ведь тоже не смотрю на нее. Когда прохожу мимо, делаю вид, что мне все равно, стоят она передо мной или нет. Балда несчастная, да как же она узнает, что нравится мне! — Ваня стукнул себя костяшками пальцев по лбу. — Надулся, как мыльный пузырь, и нет же, чтоб подойти, сказать хотя бы «здравствуй». И только…»

— Чего стучишь? — сказал Сашка. — Дубовая, что ли… Слушай, пойдем погуляем, душно здесь. Убирать не будем, не облезут, и так чисто.

Он с трудом поднялся, упираясь руками в стол, пробормотал:

— Фу, черт, голова кружится.

Ваня встал. И странное дело, столы вдруг накренились и поплыли куда-то в сторону, делая вираж. Ваня шагнул к Сашке, вцепился в его плечо и засмеялся:

— Я тоже пьяный! Вот интере-есно!

Поддерживая друг друга, неловко толкаясь локтями, хохоча, они потушили в комнатах свет, закрыли на ключ входную дверь и выбежали на улицу.

Холодный ветер был им нипочем, они прошлись по безлюдному бульвару… Вдруг показалось, что впереди кто-то знакомый. Сердце Вани бешено заколотилось, когда они нагнали Нину. Она шла быстро, не оглядываясь, и Ваня, исполнившись неожиданно озорства и отваги, окликнул ее.

Узнав одноклассников, Нина приостановилась, черные глаза приветливо вспыхнули из-под белого пухового платка.

— А я испугалась, — сказала она радостно, — думаю, кто это гонится за мной? Вы что, гуляете?

Ваня крепко сжал Сашкин локоть, умоляя его ответить, потому что у самого в горло вдруг пересохло.

— Да вот гуляем. — Сашка незаметно ткнул локтем Ваню в бок. — Хочешь — присоединяйся.

— Мне домой надо. Счастливо! — Нина улыбнулась им и на перекрестке свернула в соседнюю улицу.

— Ну что же ты воды в рот набрал! — возмутился Сашка. — Догони, проводи до дома. Так и так, скажи, разреши тебя проводить. И говори о чем-нибудь, ах, звезды, ах, небо, ах, уже осень. Не молчи только. Ну! Да не стой, как пень, беги!

Ваня топтался в нерешительности, вздыхал. Махнул рукой и тяжело побежал за угол.

Он догнал Нину на следующем перекрестке, на светофоре как раз загорелся зеленый свет. Нина оглянулась и, пока Ваня переводил дыхание, удивленно ждала.

— Тебя проводить, что ли? — сказал Ваня небрежно и, деревенея от испуга, сам не поверил своему голосу.

— Спасибо! — Нина насмешливо вскинула голову и побежала через дорогу на красный, жутко мигающий глаз светофора.

Егор и Ваня собирались в овощной за картошкой, как вдруг зазвонил телефон. Звонила Анастасия Петровна: Елену Ивановну перевезли утром в прежнюю больницу, так что пусть братья не волнуются.

Конечно, они не пошли в магазин, а сразу же ринулись в больницу. Денег на такси не было, и они добирались часа два.

От остановки автобуса пошли не через лес, тропинкой, а по шоссе, там было светлей. По низкому небу плыли рваные тучи, раскатанный до блеска шинами автомобилей, весь в рябинках и выщерблинах, тоскливо поскрипывал под ногами выпавший снег.

Братья прошмыгнули в здание, как и прежде, через служебный вход, высоким, гулким коридором прошли к знакомой палате. Больница будто вымерла.

— Наверно, все на ужине, — шепнул Егор. — А здесь тепло, шапку сними.

Елена Ивановна лежала на той же кровати у окна, что и две недели назад. В палате, кроме нее, никого не было, зеленый полусвет мягко скользил от двух настольных ламп, стоявших на тумбочках у кроватей. Глаза матери были закрыты, лицо бледно, веки запали, почернели, сейчас она очень была похожа на себя ту, с рисунков Егора, когда-то поразивших Ваню.

Братья молча остановились у матери в ногах. Открыв глаза, Елена Ивановна узнала сыновей, прошептала:

— А-а, дети… — Облизнув языком сухие губы, шевельнула рукой: садитесь.

Егор присел на стул. Ваня стоял, слезы мешали ему видеть мать.

— Вы, дети, извините… Мне… трудно разговаривать… И глаз не могу открыть…

— Товарищи, что такое? Почему в пальто? Как вы сюда попали? — Голос был такой, как будто скребли ножом по кастрюле. Егор и Ваня обернулись к двери, на пороге стояла Светлана Алексеевна. В зеленом полумраке палаты лица ее почти не было видно — только овал да круглые дыры очков. — Быстро! Быстро! — Она ткнула рукой в сторону коридора:

— Дети, не спорьте, идите… — едва слышно выдохнула Елена Ивановна.

Егор и Ваня оторопело прошли мимо Светланы Алексеевны, в коридоре остановились, думая, что она хочет им что-то сказать, объяснить. Подождали минуту, другую, Светлана Алексеевна не показывалась, тогда Егор заглянул в палату. Лечащий врач стояла у одной из тумбочек и терла пузырек о пузырек. Перехватив взгляд Егора, она тотчас выскочила в коридор.

— Вы еще не ушли? Немедленно уходите. Сию минуту! Кто вас пустил в пальто! Сегодня не приемный день! Я дежурный врач! Я категорически запрещаю! Немедленно уходите! — Она надвигалась на братьев с такой яростью, что они и опомниться не успели, как очутились на больничном дворе. Сухо, зло щелкнула за ними задвижка на двери.

Высоко над головами шумел в голых березах ледяной ветер, в небе бежали мглистые, подсвеченные ущербной луной тучи, из открытой форточки полуподвала валил густой белый пар, пахло вареными тряпками, наверное, там была посудомойка. А им нужно было еще шагать через лес к автобусу на Минском шоссе, ждать его на ветру, потом ехать до метро, и дальше, через всю Москву.