Владимир Кочетов - Провинциал

Приближались Ноябрьские праздники, и, как ни тяжело было Ване просить Егора помочь ему сделать новую стенгазету, просить пришлось. Правда, на этот раз Ваня старался что-то рисовать и сам, но больше мешал брату.

Увлекшись, Егор отогнал его от газеты.

Название газеты Егор написал иначе, чем в прошлый раз. Каждая буква была составлена из нескольких барабанных палочек, весь лист внизу изображал огромный барабан, казалось, палочки вращаются в воздухе, бьют в барабан, отскакивают, снова бьют, Ваня восхищенно глядел на брата: новая газета была лучше прежней. Она светилась красками, будоражила торжественной радостью праздника.

Ее повесили там же, в вестибюле первого этажа, и Ваня опять стал героем дня.

После четвертого урока в класс зашел директор школы, маленький, лысый человек в роговых очках, и в присутствии всех объявил Ване благодарность.

— Эту благодарность мы проведем официально, приказом, — сказал он, — и занесем в личное дело. Вот, дорогие мои ученики, берите пример с вашего товарища.

Теперь уже вся школа знала, кто такой Ив. Темин. На переменках ученики показывали на него пальцами, учителя при встрече приветливо кивали.

В классе за Ваней началась настоящая охота. Мальчишки наперебой предлагали свою дружбу и делились с ним всем, что у них было — от жевательной резинки до вырезанных из дерева пугачей, а девочки смотрели влюбленными глазами, вздыхали. Однажды к Ване подошла маленькая, пухленькая Рита Круглова, краснея, заикаясь от волнения, пригласила к себе в гости — у нее дома соберутся мальчики и девочки из другой школы, они хотят познакомиться с Ваней. Ваня, которого это всеобщее внимание начинало угнетать, хмуро сказал, что ему надо ехать к матери в больницу, поэтому прийти он не сможет. Круглова отошла, прикусив губу, со слезами на глазах. В другой раз Ваню пригласила на свой день рождения Лена Станкевич. Ваня сначала согласился, но потом подумал, что у него нет для Лены никакого подарка и денег нет, пока не пришлют зарплату Елены Ивановны. Идти с пустыми руками было неудобно, и он отказался.

Нина на уроках все чаще оглядывалась на Ваню, при встречах здоровалась первой, ослепляя сияньем черных глаз. Ваня краснел до кончиков ушей и сдержанно кивал.

Как-то после уроков Нина догнала его на лестнице:

— Подожди. Я хотела тебе сказать… У меня два билета на «Необыкновенный концерт» у Образцова, подруга пойти не может, не хочешь пойти?

— Я… гм… — Ваня от смущения закашлялся. — Да, спасибо. Хорошо.

— Встретимся в шесть у школы, — засмеялась Нина и, стегнув по Ваниной груди черной косой, не оглядываясь, быстро сбежала по ступенькам.

Задыхаясь от восторга и любви, возвращался Ваня домой. До шести часов было много времени, но он боялся опоздать и поэтому почти бежал.

Егора дома не было. Ваня с грехом пополам выгладил чистую рубашку, думая, что мама сделала бы это куда лучше и быстрей. Вдруг ему стало стыдно своих торопливых приготовлений, и вина перед матерью больно уколола сердце… Но вскоре он об этом забыл. И в четыре часа дня был уже одет и нервно посматривал на себя в зеркало. Ему казалось, что рубашка выглажена безобразно, пиджак маловат, брюки коротки.

В пять часов, не в силах терпеть дольше, Ваня вышел из дому.

Почти час простоял он у школьной калитки. Ему вдруг пришло в голову, что Нина посмеялась над ним, от этой мысли бросило в жар. Он расстегнул пальто и пиджак, холодный ветер защекотал под мышками, но тут Ваня испугался, что рубашка плохо выглажена, торопливо застегнул пиджак.

Нина пришла ровно в шесть. Ваня издали узнал ее коричневое, в красную искру пальто. Задерживая от волнения дыхание, он пошел навстречу.

— Давно ждешь? — спросила Нина так просто и буднично, как будто это было их сотое свидание. — У нас еще уйма времени, можно погулять.

О, какой это был вечер!..

Они прогулялись по бульвару, потом сели в троллейбус и поехали в центр. В театр едва не опоздали, в зал вбежали, когда уже погас свет и маленькая седая женщина-билетер посадила их на места, посветив по креслам фонариком. Весь спектакль Ваня косился на Нину, видел рядом ее блестевшие в темноте глаза, припухшие нежные губы, ему очень хотелось поцеловать Нину, от этого жуткого, сладостного желания кружилась голова, Ваня почти не понимал, что происходит на сцене. А Нина смеялась весело, заразительно, и тогда Ваня чувствовал на своей щеке ее горячее дыхание.

А потом… потом они снова покачивались в троллейбусе, шли по безлюдному бульвару.

Прощаясь в темном подъезде, Нина вдруг приказала:

— Поцелуй меня, ну!

Ваня неловко обнял ее за плечи, прикоснулся губами к сухим, холодным губам. Но тут Нина вывернулась, оттолкнула его, громко шепнула:

— Все, хватит! — И убежала, стуча каблучками.

Хлопнула дверь. Ваня остался один. Странная, звенящая пустота была в его теле. Не хотелось уходить. Он оглядел мутно сереющие стены подъезда. Они все видели, они видели, как только что он поцеловал здесь Нину. Ваня подмигнул в пустоту подъезда и тихо засмеялся.

Но, возвращаясь на Сонину квартиру, он вдруг подумал о матери, и ликованье сменилось тревогой. Он представил себе темную палату, мать на узкой кровати у окна, она не спит, а широко открытыми, полными ужаса глазами смотрит, как за окном трутся о стекло черные ветки деревьев, и ей кажется, что это удавы, которые все время так больно сжимают ей сердце. «Ваня… Егор… — шепчет она. — Где вы?..»

Идиот! Как мог он в это самое время смеяться, бегать в театр, целоваться в подъезде!..

В середине ноября холодный северный ветер принес в Москву первые морозы. Выпал снег, за одну ночь его намело столько, что снегоочистительные машины не успели к утру убрать его даже на центральных улицах и работали без передышки весь день. На колесах грузовых машин появились громыхающие цепи, шедшие ряд за рядом, они напоминали закованных в кандалы каторжников. Хотя Ваня никогда каторжников не видел, разве что в кино, в голову приходило именно это сравнение.

Был последний день каникул.

Проснувшись утром, Ваня долго лежал в постели, вставать не хотелось — стекла замерзли, и в комнате плавал усыпляющий полумрак. Он подумал о матери: как там она? Проснулась и разговаривает с соседками по палате или безучастно глядит в потолок?..

Вчера они с Егором были в больнице. Мать уже оправляется от шока после Боткинской, но чувствует себя еще слабой, с постели не встает.

— Спасибо Анастасии Петровне, — сказала она вчера, — если бы не она… даже подумать страшно! Ведь я там могла заразиться. А она добилась перевода, такой скандал устроила. И уж несколько раз звонила, спрашивала о моем самочувствии… А здесь меня просто закормили лекарствами… Даже нянечка тетя Катя из Боткинской, как увидела меня, сразу запричитала: «Голубушка, да ты ж не наша! За что они тебя сюда?» Вот как перестраховались… А еще консилиум устраивали, академика привозили, тот ко мне даже близко не подошел, видно, инфекционной желтухи боялся, глянул издали: «Да, болезнь Боткина». Как я еще жива осталась, господи! Скорей бы уж как-нибудь на ноги встать — и домой…