Александр Зуев - Через сердце

Все чаще спрашивали Шумкова истомившиеся беглецы:

— Верно ли идешь?

А один из них — Теребилка по прозвищу — прямо сказал:

— Неверно!

Шумков посмотрел в его злые, неспокойные глаза и промолчал.

Он верил в свою заветную звезду. Еще малым дитей ходил он с отцом на морской промысел, и научил его отец отыскивать в звездных пучинах эту верную звезду. Учил узнавать по ней все четыре ветра.

Матросом плавал он потом в далеких морях, под чужими созвездиями. И часто во тьме ночей искал он глазами эту знакомую звезду, угадывая, в какой стороне его милый север.

Путь их теперь лежал в ночах — путь гонимой волчиной стаи. Днем они спали, укрывшись в заросших ржавым папоротником лесных западинах. По ночам, как волки, кружили они у тихих деревень. На отдаленных гумнах набивали пазуху не обмолоченными еще колосьями. Горсть зерна да лесная кислая ягода были их пищей.

Однажды принес Шумков из разведки маленький белый листок, сорвал его с придорожного столба. Были напечатаны на листочке все фамилии беглецов. Сулил генерал хорошие деньги за первые сведения о бежавших каторжниках. Спасибо ему — стали все крепче жаться к Шумкову. И притих Теребилка.

Опять искал запавшими глазами Шумков свою звезду, и шли они дальше.

И вот однажды пришел он — день ликования.

Когда спали все в лесном овраге, неожиданно подняли тревогу слухачи.

— Что, слышите? — спрашивали они, как бы не веря своим ушам.

Далеко, неясно, где-то в корнях дерев, прошла едва приметная дрожь, отдаваясь в ногах стоявших. И настороженное ухо уловило в ропоте лесных вершин далекий-далекий гром. Гром повторился еще и еще раз.

Это был фронт.

— Шумков, черт! — первый кинулся обниматься Теребилка.

— Погоди! — уперся ему в грудь руками Шумков и сказал жестко: — Ежели ступали мы на всю ногу, так теперь пойдем на одних перстышках. Понятно?..

И действительно, пошли на одних перстышках. Осторожно шел впереди Шумков, часто останавливался и подолгу слушал. И, глядя на него, замирали все на своих местах. Все яснее был слышен орудийный гром.

На следующую ночь завидели зарево. И, выйдя на опушку, долго смотрели. Бестрепетно, как свеча, горела на краю деревни изба. И странно было, что не бегал никто вокруг пожарища и не слышно было бабьих причитаний. Тиха и темна стояла деревня, освещаемая высоким месяцем. Где-то в стороне вели ленивую перекличку орудия. Снаряды с гуденьем пролетали в светлой небесной вышине и глухо разрывались в отдалении.

«Фронт! — радостно прислушивался к полету снарядов Шумков. — Кто знает, может, мы уже стоим теперь на своей земле?..»

Но он никому не решился сказать об этом.

Пугливо хоронясь в черной тени навесов, пошли за гумнами разведчики. И вернулись вскоре.

— Насквозь пусто, — сообщили они.

Последним пришел из разведки Теребилка. Он нес что-то под полой, и все слышали его счастливый шепот:

— Обошел три избы — хоть бы корка попалась какая. Все под метелку зачищено. Дальше, подхожу к разваленной избе и вдруг вижу видение: стоит на бревне петух — на самой на луне, каждое перышко видать. Голова под крыло, ножка озябла — подогнута и, слышу, будто храпит. Тут я и цап его под бока. Он закудыкал, и пришлось, конешно, ему голову свернуть. Нате, берите!..

Все жадно и долго ощупывали в темноте теплого еще петуха.

— Сырьем, что ли, будем его жрать? — мрачно спросил кто-то.

— Зачем сырьем! Суп сварим!

— Где?

— А на пожаре. Эх, угощу же я вас бульоном, братцы! — причмокивал в темноте Теребилка.

И каждый почувствовал, как сладостно и бессильно заныло в голодном желудке от этих слов Теребилки. И неодолимо тянуло посидеть у жаркого огня — третий день костра не разводили.

— Опасно, товарищи! Не нарваться бы! — сказал Шумков.

— Деревня пустым-пустая, — уговаривал Теребилка, — айда смело!..

Под конец и Шумков сдался, решили сделать привал.

Задами прошли в деревню. Тихо, от избы к избе пробирались к пожарищу. Мертвыми громадами стояли брошенные дома. Раскрытые снарядами крыши вскинули к небу сотнями черных рук свои доски. Холодный иней оседал на них, облитые белым светом месяца, сверкали несколько досок, как зеркальные.

Изба горела ровно и неторопливо, вздымая к светлым небесам прямой столб дыма. Огонь бродил по внутренним загородкам, бежал вверх по стропилам к коньку крыши. Темные углы, рубленные по-старинному «в обло», еще стояли нерушимо.

Теребилка притащил откуда-то большой банный котел. Петуха наскоро ощипали и выпотрошили. Потом скатили в сторону несколько пылавших бревен, подгребли уголья и поставили на них котел.

И все сели вокруг. Как всегда, неслышно, зная свою очередь, сменялись за углом слухачи.

Жарко грел пожар лица, а со спины подбирался холод. Поворачивались бочком и прижимались теснее — борясь с одолевавшей дремотой.

— Век бы не ушел отсюда, — сказал Теребилка, — тепло, светло и мух нет… А-ха, хорошо живем!..

Опухшие глаза его слипались, он часто, с подвываньем позевывал. Разморились в тепле и другие. Клонились друг к другу, поклевывая носом.

— Не спать! — резко подталкивал сзади Шумков. — Я говорю: не спать!..

Очнувшись, заглядывали в котел — скоро ли?

Уже забродила вода в котле, поворачивая из глубины утлый петушиный задок. По краю крутилась жемчужная пена, плясали в ней черные уголья.

И в воздухе чуялись сладкие запахи петушиного мяса, — поминутно сплевывали беглецы голодную слюну.

— Ты помешай, помешай, Теребилка! Уголья вы…

И тут с грохотом лопнул воздух от где-то близко разорвавшегося снаряда. Под резким дуновением взрыва дугой качнулся дымный столб над горевшей избой. Осыпались внутри сруба прогоревшие стены, выбросив алую тучу хвостатых искр.

Едва успели отбежать в сторону беглецы — с крыши одно за другим покатились горящие бревна, накрывая дымящимся хламом проулок.

— Заметили нас, — тревожно сказал Шумков, — уходить надо.

— А петух?..

Это сказал Теребилка. Весь затрясшись от злобы, обернулся к нему Шумков:

— Пропади он трижды к дьяволу, твой петух! Пошли! Бегом!

Пригибаясь, бежали по канавке к лесу. Молодой ледок со звоном осыпался кой-где под ногой. И, остановившись на опушке, видели, как упало еще несколько снарядов в разгоревшуюся избу.

Шумков прислушался, чутко ловя направление выстрелов, и махнул рукой прямо.

Опять вытянулись цепочкой по лесу. Шли, пока не остановился Шумков. Впереди гигантским скопищем калек и уродов стоял горелый лес. В свете месяца черные призраки всюду крючили руки, взмахивали костылями, как бы угрожая и предостерегая: здесь вас ждет могила. Шумков справился с далекой звездой и опять махнул рукой прямо.

Много раз останавливал он всю цепочку: чудились впереди перебегающие тени, — они прятались и шли на окружение. Тогда ложились все наземь, слушая громкий ток сердца.