Александр Зуев - Через сердце

— Держи, держи! — заметался неистово Нептун по углам.

За печкой нашел он пук лучинок и через минуту натыкал в щелястую стенку десяток зажженных лучин. Изба осветилась неровным огнем, разбежались в углы уродливые тени, зашевелился лохматый от копоти потолок.

Нептун сгреб в углу сухие водоросли, набил ими каменку и поджег. Отодрал на нарах несколько досок и подбросил в печку.

Каменка загудела, просвечивая огнем в щелях и выбивая отовсюду дымные кудерьки. Понесло сразу теплом в избе, закачались дымные полосы под потолком.

И тут, веселея, подмигнул Нептун Оресту Матвеевичу:

— Сымал я, сынок, сундучок твой.

— А банки? — спросил равнодушно Орест Матвеевич.

— Потопли банки, спирту сколь ушло, эх, жалко!

И еще подмигнул припухшими глазами Нептун:

— Бидончик-то тоже сымал. Думаю, пускай все пропадает, а это надо сымать.

Орест Матвеевич встрепенулся. Спирт? Сейчас же немедленно вытереться — ноги застыли, вытереть искусанное, опухшее лицо, шею — ах, замечательно!..

Он стал расстегиваться.

— Неси, неси скорей!

Нептун помедлил, потом сказал твердо:

— Только чур, сынок любезный, моя половина. Неохота было другорядь в воду лезть, а полез. Вижу — плывет, думаю, — моя добыча. А ведь у меня и ноги болят, и поясница, боюсь я, старик, простуды.

— Ладно уж!

Орест Матвеевич смутился: Устя подошла к печке и стала спускать юбку. Он отвернулся. Устя сказала спокойно:

— Разоболокайся, нешь мокрый будешь сидеть?

— Я? Сейчас…

— А я думала, — оживилась Устя, — утопнем мы, как ты меня за шею захватил. Уж больно крепко. Хорошо, берег близко, — беспременно утопли бы.

Орест Матвеевич сказал горячо:

— Спасибо тебе, Устя!

— Чего спасибо, ведь не скосило.

— Нет, все-таки…

Он обернулся — Устя сидела перед печкой голая, спокойно поставив сильные руки на колени.

Он не выдержал и поспешно отвернулся в угол. Но Устя, должно быть, не заметила его смущения, — продолжала спокойно, глядя в огонь:

— Се лето утонули на этой корге наши мужик да баба. Пьяные ехали с праздника, не справили.

Вошел Нептун с вещами, растопырил пальцы над печкой:

— А-ха-ха, теплынь-та, теплынь-та!

Поставил посреди пола бидончик.

— Ну, сынок любезный, со спасением поздравляю.

Потом сходил старик за водой на горный ключ, сломал навес, приволок в избу целое карбасное днище — на всю ночь дров хватит.

Снял рубаху, повесил на стену, расстегнул штаны и долго с наслаждением скреб седую косматую грудь. Потом прикрикнул удивленно:

— Так ты что, сынок, думаешь? Сымай одежу! Трясуху, гляди, высидишь в мокром-то — простое дело!

— Ну… я сейчас.

Орест Матвеевич расстегнул рубаху и остановился.

Нептун, кряхтя от наслаждения, стянул сапоги, вылил из раструбов голенищ воду в щель и долго разматывал сырые портянки. Спустил штаны и протянул к огню огромные ступни. Тяжелый человеческий обрубок, весь в массивных складках, заросший седой щетиной, — он сел на пол и сказал, сурово поводя усами:

— Шестой раз со мной эко в жизни было, да море, видно, брать не хочет.

И оглянулся опять:

— Ты сымай, не гляди!

Орест Матвеевич стащил мокрую рубаху и почувствовал сразу, что Устя смотрит на него.

— Ишь какой ты худой, — сказала она ласково, — жиру в тебе нималехонько нет.

— Не в жиру дело, — сказал Нептун, — мускул ему надо. Вот поживи на нашем берегу — наживешь хорошие пузыри.

Оба оглядывали его с сочувственным любопытством, и от этого весь съежился Орест Матвеевич, закрывая худую ребрастую грудь плечами. И водил тугим клинышком бородки по плечу щекотно и ново.

Потом он налил в горсть спирту и с наслаждением растер зудившее лицо, руки, шею, грудь.

— Ах, хорошо! — радостно засмеялся он, пошлепывая себя от холодящих ожогов.

Блестящими от возбуждения глазами оглядел он приютившее их жилище. В стенах чернели везде мокрые от сырости нашлепки корабельных гвоздей. Обломки кораблекрушений, слышавшие жуткий хряск подводных ударов и последние человеческие вопли, — эти стены теперь смотрели на него сотней влажных и умных глаз и точно подмигивали о чем-то важном, чего никто не знает.

— Ну, выпьем за наше спасение! — взволнованно предложил Орест Матвеевич. — Нептун, разливай. О плавающих, путешествующих… Устя, а ты?..

Устя неотступно следила за ним, и глаза ее в щедром свете каменки плавились затаенным жидким блеском. Зубастый ее рот жадно, некрасиво ощерился.

«Ишь, акула!» — подумал Орест Матвеевич, смущаясь ее пристального взгляда.

И подвинул кружку:

— Устя, выпей же!

Орест Матвеевич ожил. Горячий ток пробежал по всему телу, приятно затуманилась голова. Захотелось по-дружески говорить с этими скупыми на тепло людьми, почувствовать с ними вместе великую радость спасения.

Он подошел к пылающей каменке, дохнувшей жаром в его колени.

— Огонь! — сказал он, совсем по-новому ощущая это слово.

И радостно засмеялся:

— Огонь! Как это звучит прекрасно!.. А вы знаете, друзья мои, ведь мы там, в городе, забыли, что такое огонь. Мы уже не видим его, не ощущаем. Мы живем хитрой подделкой. Тепло в мою квартиру гонят по трубам парового отопления, свет дают по проволоке, пищу готовят на синем пламени газа. А вот эта веселая, живая, прекрасная стихия — мы ведь ее совсем не помним!..

Орест Матвеевич присел на корточки перед печью и смотрел в шумные потоки пламени. Он чувствовал на себе упорный взгляд Усти и боялся обернуться — чего ей надо от него, наконец? Он подавил в себе короткое нетерпение и поднялся.

— Да, брат, дорогой Нептун! — заговорил он, помолчав. — Забыли мы о том, как некогда в диких черных ночах пещерной жизни с любовью глядел наш предок в золотые угли очага. Ведь огонь был первым другом и спасителем людей в их тысячелетней борьбе. Только здесь, на холодной земле, где еще не стерты следы шествия ледников, — только здесь у вас и можно любить огонь древней человеческой любовью. Мне хочется… Давай выпьем за огонь!..

Орест Матвеевич зажал нос и торопливо выглотал крепкую, опалившую десны жидкость. На глазах его выступили слезы напряжения. Нептун крякнул, долго тряс головой и кривил губы, потом обильно сплюнул в огонь.

— Ты лучше мне вот что скажи, сынок, — повернулся старик, — где теперь легче жить — в городе али у нас?

Орест Матвеевич охотно кивнул головой.

— Ну, слушай. Вот ты сказал: пожить бы мне на вашем берегу. Так поверь, я завидую вашей простой рыбацкой жизни, я хотел бы…

— А не сладкая, брат, наша жисть! — мрачно уставился в огонь Нептун.

— Знаю! Сладкой жизни не бывает. Я ее и не хочу. Сладкая жизнь нужна тунеядцам. Наша с вами жизнь — труд, окаянная борьба против свирепой и враждебной нам природы. Слышишь, ревет?..