Александр Зуев - Через сердце

Отец получил приглашение послушать приехавший из-за границы модный джаз. Он взял с собой Светку. Светка часто бывала с отцом на гастролях приезжих знаменитостей, но необычайное зрелище этого вечера поразило ее. Отец был почетным гостем, они сидели в первом ряду, и Светка хорошо видела все, что происходило на сцене.

Оркестранты казались Светке сборищем странных уродов. Громадный толстяк, надувая щеки, дудел в медную трубу, в горле ее торчала консервная банка. Она душила звук, отзываясь издевательским дребезжанием. Горбун в клетчатом пиджаке подергивал ярко размалеванные мехи аккордеона, длинные паучьи пальцы ловко бегали по клавишам. Безбровая, с меловым лицом девочка механически лязгала медными тарелками. Тройка горбоносых усачей гнусавила на саксофонах. Два негра с гитарами подергивали плечами и гримасничали публике. И еще неприятный, с рыжими вихрами мальчишка сидел на высоком табурете — перед ним стояли барабаны, бубны, жестяные щетки, висели треугольники, обломки рельсов, ржавые пружины. Мальчишка ловко управлял своим хозяйством, он раскачивался, подпрыгивал, извивался, все вокруг него ухало, гремело, бренчало, тарахтело.

Изумленными глазами смотрела Светка на музыкантов невиданного оркестра. И странно, в этой квакающей музыке уродов музыкальное ухо Светки начало различать ломающиеся ритмы и даже подобие слаженности.

Особенно почувствовала она это, когда на сцену танцующей походкой вышел человек в черном фраке с белой грудью. Казалось, он тонко улавливал все оттенки в этом хаосе звуков, гибкие ноги его делали едва заметные шажки, не сбиваясь с такта. Невидимые токи заставляли вздрагивать и раскачиваться, музыка не отпускала его, он сам казался танцующим инструментом в этом странном оркестре. И лицо его было бледным и неподвижным, как у куклы, со стеклянными пустыми глазами, упорно смотревшими на Светку. Она невольно прижалась плечиком к сильной руке отца, спокойно лежавшей на подлокотнике кресла.

И вдруг оборвалась музыка. Только маленький барабан продолжал отстукивать счет, точно чьи-то робкие шаги. Все музыканты выжидательно смотрели — кто с тревогой, кто с любопытством, кто с ехидными улыбками: из-за кулис вышла женщина. Она была в черном развевающемся платье с красной розой на груди. Казалось, она хотела пройти по сцене обыкновенным быстрым шагом, но вдруг запнулась, и узкие бедра ее стали раскачиваться — она тоже попала в плен этой музыки.

Как издевательски заверещал сразу оркестр! А женщина, протянув руки, как слепая, шла навстречу человеку в черном фраке. Она положила руки ему на плечи. Покорно смотрела в его холодное лицо. Но он снял ее руки и стал удаляться на механических ногах от женщины.

Уроды оркестранты вытягивали шеи, перемигивались и скалили зубы. Казалось, все они были заинтересованы происходящим на сцене. Квакали саксофоны, тренькали гитары, подмяукивала какая-то дудка.

Женщина снова протягивала вслед ему руки, о чем-то просила, в отчаянии закрывала лицо, а он ломал ее тонкие пальцы, отталкивал от себя и с торжествующим лицом удалялся. Тогда она сорвала розу с груди и, взяв ее губами, понесла к нему. Рот ее темнел, как открытая рана. Женщина остановилась, вскинув голову. Глаза ее были закрыты.

На мгновение смолк оркестр, только барабанчик все вел свой счет. Черные шнурочки усиков человека во фраке шевельнулись, мертвое его лицо осветила улыбка. Под легкий стук барабана он пошел навстречу. Жертва была принята. Человек во фраке склонился к женщине, потом повернулся к зрителям. В зубах он держал красную розу. А стеклянные глаза упорно смотрели на Светку.

Был ли он победителем или побежденным — об этом нужно было догадываться. Мистерия любви на этом заканчивалась.

Горбун, втянув голову в плечи, подергивал аккордеон. Толстяк размахивал трубой. Безбровая девочка звякала тарелками. И бешено крутился рыжий мальчишка, стуча колотушкой по инструментам. Слитная черная пара закружилась в танце.

Музыка внезапно оборвалась на высокой ноте, задушенной консервной банкой. Точно разбили стеклянный бокал. Потом женщина несколько раз выходила на сцену и устало кланялась, прижимая руку к сердцу.

Отец поднялся и, держа Светку под локоток, прошел за кулисы. Он заговорил по-немецки с человеком во фраке, и оба громко хохотали. Женщина сидела у столика, отпивая из маленькой чашечки кофе. Она поманила к себе Светку и протянула коробку шоколада. Отец что-то сказал по-немецки, и женщина прижала Светку к груди, повторяя исковерканное русское слово «миля, миля!..». От нее сильно пахло незнакомыми духами.

Светка робко подняла глаза. Женщина показалась ей чем-то похожей на портрет матери, висевший в кабинете отца. Такие же строгие глаза, такая же простая прическа. И тепло ее рук, украшенных перстнями, казалось родным и близким.

Дома Светка накрылась одеялом с головой и под тихое посапывание спавшей рядом тети Лары долго и сладко плакала, вспоминая женщину с красной розой, похожую на маму. Почему-то ей было очень жаль ее, она не сумела бы объяснить почему.

После этого вечера и начались ее капризы — Светка вдруг охладела к музыке. Старая консерваторка приходила в отчаяние, точно подменили ученицу: на занятиях сидит рассеянно, объяснений не слушает, уроков не готовит, на замечания отмалчивается… Что случилось?

— Что случилось? — спрашивала тетя Лара.

Светка боялась сознаться, что случилось. Только черный ящик со сверкающим рядом бело-черных клавишей после этого вечера стал казаться бедным звуками инструментом. И скучной, и невыразительной казалась музыка, написанная классиками для этого инструмента. Бренчат и бренчат внутри него стальные проволоки — и это все. Не притворяются ли взрослые, когда говорят: «Как это прекрасно!..»

А тут отцу привезли заграничный подарок — красивый чемоданчик-проигрыватель с набором пластинок. Изредка по ночам за дверью его кабинета звучали надрывные голоса эстрадных певиц и гитарные переборы музыки. Но подоспел день рождения Светки, и отец принес эту заграничную штуковину в комнату дочери. Светка была в восторге от подарка. Началось новое увлечение — беготня по магазинам, вылавливание модных пластинок.

Правда, взрослые не одобряли новой музыки, и пластинки приходилось доставать тайком, из-под полы, у спекулянтов — так было даже интереснее. Светка не могла понять двойственного отношения взрослых к «легкой» музыке: ее считали предосудительной, бранили в газетах, а в то же время она разливалась всюду — на танцевальных площадках, в парках, на катках и стадионах, над зеленой водой плавательных бассейнов, в ожидальнях кино, даже в парикмахерских. Не притворяются ли взрослые?..