Галина Демыкина - Просторный человек

И вот они потопали не спеша через деревню, потом по лесной дороге: Анна Сергеевна — вся накренившись к маленькому, он — насупив светлые брови на широком бледном лице.

Ребенок не капризничал, будто понимал что-то взрослое и серьезное, не просился на руки; охотно поел, усевшись под дубом на разостланной шерстяной кофте, Анны Сергеевны, да так и уснул.

А солнце уже начало тускнеть и потихоньку спускаться за лесом, за острыми еловыми верхушками.

«Какой же был Кирюшка? — глядя на мальчика, горько вспоминала женщина. — Какой он был тогда?» И мало помнила его лицо, потому что и вглядеться-то было некогда. Теперь уж не будет. Теперь даже если и внуки, то — вдалеке…

Пробежал предвечерний ветер, пора было отправляться в путь.

Вадим приехал много раньше времени и пошел к развилке через лесное высохшее болото, где шершавая на ощупь трава доросла уже выше пояса и шуршала, шелестела, готовая развернуть широкие и тоже шероховатые соцветья. Солнце было горячим и щедрым — настоящее летнее, еще без предосеннего прощального и натужного жара, оно не пугало, не сжигало, и все купалось в нем, тянулось к нему — и мхи на влажных болотных кочках, и коричневые лужицы, бесшумно сновавшие возле гнезд: им не до песен, накормить бы птенцов! Было бы совсем тихо, если б не жужжание проносящихся мух и пчел — вжж! — и нет, растаял звук, и снова — вжж! — неотделимый от лета звук, точно прибавляющий горячей яркости цветущему лугу, проросшему белыми ромашками, колокольчиками с затуманенным гулкими шапочками, желтым донником…

Вадим содрал темные очки, впивал зрением, слухом, кожей эту свежую радость. И ожидание, и сиюминутное счастье слились в сложное и редкое ощущение гармонии, и он слышал здесь, как в трубном звучании органа, и голос птиц, и голос цветов… «говорят звери»; «говорят травы»… и — то выбивающийся, то пропадающий глас человеческий — ту небольшую, низко звучащую трубу, которая ведет свою песнь страсти, мысли, боли… А надо всем — спокойный и величавый голос мудрости и покоя.

Он шел и шел, иногда взглядывая на часы, и вдруг заметил: время на них не прибавляется, хотя солнце говорит о другом.

Он приложил часы к уху — боже мой! Они остановились! И неизвестно, сколько теперь времени, и он далеко от назначенного места!

Коршунов вернулся домой утром, оставив Сашку спать у замшевой леди.

Вчера миледи приняла их с королевскими почестями, раскрыла лучшую коробку конфет, тотчас подарила Саше двухтомник Сетона-Томпсона, которого девочка с удивительным постоянством любила от раннего детства и по сей день. Ночевать остались как бы невзначай, Владислав Николаевич сделал вид, что «отпросился у мамы» по телефону (он все-таки не сказал Сашке о своем решении — кто знает? Кто себя знает? Можно ли что-нибудь решать бесповоротно?!). По поведению миледи понял: стать женой она не возражала бы. И мачехой — тоже. А Сашку уже покорила.

«Как все прекрасно складывается!» — думал он вечером. И ночью, пока был с миледи, да нет, какая там миледи — Нинэль, Нэлли. И опять кое-какие проблемы решались в алькове (знакомое, удобное прибежище), и опять чувство уверенности невзрослого человека, мальчика возле старшей и умнейшей.

А утром затосковал. Может, потому, что он не мальчик и надо пригибать голову, чтобы играть в ребенка. А он устал. Он хочет серьезного к себе отношения, без снисхождений. А может, уже врос в Асину систему жизни, приятий и неприятий, холода и редкого тепла… Он сам ничего этого не понимал в себе, и только ощущение беспробудной тоски… Держит за горло.

— Что с тобой, Слава? Что?

Соврав что-то невнятное о каких-то бумагах, забытых на редакционном столе, помчался домой.

Дом был пуст и тих. В комнате «девочек» задернуты шторы. Асина постель не застелена.

— Где Ася? Где? — крикнул он, забыв поздороваться.

Старуха величественно и отстраненно поглядела на него.

— Она спала. Я недавно заглядывала к ней.

— Но ее нет! — почти заорал он.

— Я бы заметила, если б Ася вышла. — Алина нагнулась, пошарила возле тахты, ища Асины туфли. Их не было. — Туфель нет. И платья.

— Так ушла, значит?

— Стало быть, ушла.

…Ласка — очень красивый, стройный зверек. Ее гибкое удлиненное тело отличается изворотливостью и способностью пролезать в узкие щели. Ее пушистый хвост довольно короток, а блестящие черные глаза придают вооруженной острыми зубами мордочке живое и хищное выражение [9] Проф. Огнев. «Жизнь леса». .

В траве мелькнула коричневая спинка и пропала. Здесь где-то нора! Да вот она — уходит под корни трухлявого пня. Туда можно пролезть, втиснуться, подтягиваясь передними лапами и отталкиваясь задними. Навстречу блеснут любопытные глаза малышей… Но что-то останавливает. Не испуг, нет, другое чувство, незнакомое зверю.

Ася проснулась в тревоге и тоске. Будто кто-то недобрый толкнул изнутри, и этот удар в грудь болью разошелся по всему телу: «Сашка!»

Пустая тахта напротив. Ну, конечно, так все и есть, не сон же приснился: увел, увел ее! Это про нору был сон. Счастливый такой, больше похожий на явь, чем эта вот комната. Чем это пробуждение и эта жизнь.

Как быть? Где искать ее… их? Ночью (Ася заснула лишь под утро) придумала, как пойдет к ФЕЕ, расскажет все. Или, если он не захочет помочь, — к Анне Сергеевне, она журналистка, наверное знает ходы… А сегодня, после сна, когда первая тревога улеглась, подумала: как же я о Вадиме забыла? Он лучше сообразит. Конечно, лучше. И потом, к ФЕЕ только в понедельник можно, адреса Анны Сергеевны у нее нет, а Вадим — сегодня, сейчас!

Ася оделась; таясь от Алины, выбежала на улицу.

Она ехала в поезде и не заметила пути, ни этих капустных грядок, ни зеленых веток плакучей березы вдоль полотна.

Да, да, Вадим что-нибудь придумает. Алина будет дома ждать звонка — это уж безусловно! — а мы все обсудим… Не бывает же так, чтобы отец украл ребенка. Ну, а если и бывает — не такой же! Ведь Коршунов — известный человек, он будет все по закону. Это просто его заносит, как всегда. Опять заигрался. В понедельник можно позвонить к нему на работу… («Хочешь, чтоб я вернулся?» — «Где Сашка?» — «Вот я и спрашиваю, разве трудно понять!») Э, можно договориться, а нет — так пойти по его следам, спрятаться в толпе и — по следам… Ася мысленно шла, прячась среди людей и домов. Вадима почему-то рядом не было. В мыслях не было. А на самом-то деле доехала до знакомой станции и теперь брела по лесной дороге к условленному месту. Время едва перевалило за двенадцать. Куда так рано?

Замедлила шаг.

Острые древесные, травяные, болотные запахи ударяли в ноздри. Сорвала и пожевала травинку, которую всегда знала дальним знанием предков — на запах, цвет и вкус. Просочилось в душу успокоение, мысли перестали метаться в замкнутом городском кругу.