Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Наступила очередь Махмета. Он то и дело вытирал со лба обильный пот, все его тучное тело заметно вздрагивало, глаза трусливо бегали. Говорил он путано, перескакивая с одного на другое. В своем кабинете, сидя в мягком кресле, он соловьем заливался перед посетителями, а теперь чувствовал себя жалким воробьем, за которым гонится ястреб. В каждой фразе его к месту и не к месту повторялось слово «партия».

— Признаю, допускал ошибки, но вообще-то я честный человек.

Со всех сторон посыпались вопросы:

— А история с мешком — тоже честное дело?

— Клянусь, я не видел никакого мешка. Только от других слышал о нем.

— От других? — возмущенно переспросил Жанабыл. — А кто с мешком на плечах приходил к отцу некоей девушки? Вы приходили! Когда вашего подношения не приняли, вы потащили мешок обратно. Испугавшись собак, вы бросили свою ношу и побежали. За вами погнался один человек. Так было или не так?

— Нет, не так. Меня оклеветали из личной мести.

— Вы знали, что ваш родственник Байжан торговал из-под полы нормированными товарами? — спросил Жуманияз.

— Откуда мне знать?

— Бывали у него в доме?

— Заходил раза два.

— Вряд ли вы могли забыть о том, что Байжан приехал к нам с одним только ободранным черным сундуком. И вдруг так разбогател! Неужели вы сидели в его доме, закрыв глаза, и ничего не видели?

Махмет хотел ответить, но поперхнулся. Слова застряли у него в горле.

— Ту-у, да он потерял всякую совесть! — воскликнул Жанабыл.

Не вставая с места, заговорил Щербаков:

— Мы теряем много драгоценного времени на разбор этих позорных, жульнических проделок. Но ничего не поделаешь. Слишком вопиющи безобразия. Обвешивания, махинации с карточками, воровство. Главные виновники нам примерно ясны. Вот Бейсек Керимович почему-то отмалчивается. Между тем именно он возглавляет ответственное дело снабжения населения. Молчание это кажется мне странным. Пусть начальник снабжения скажет, как он собирается исправить положение. И пора заканчивать разговоры.

Слово пришлось взять Бейсеку, но он и не думал складывать оружие. Его худощавое смуглое лицо не выражало ни малейшего смущения; черные узкие глаза смотрели самоуверенно. Когда он говорил, были видны два выступающих передних зуба.

— Население города растет, — начал Бейсек. — Этот рост предусмотрен планом снабжения, а продуктов все-таки не хватает. Причиной этому не только хищение и разбазаривание продуктов, вскрытые нами. Как известно, у нас сгорел один из продовольственных складов.

— Но потери от пожара государство нам восполнило, — заметил Мейрам.

— Это верно, — продолжал Бейсек. — Государство не забыло нас. А сейчас выяснилось, что продуктов, к сожалению, сгорело значительно больше, чем мы предполагали вначале. Положение создалось трудное. В этих тяжелых условиях мы не можем простить преступлений Махмета и его подручных. Виновных надо крепко наказать, безжалостно осудить. Но этого мало. Я предлагаю провести поголовную проверку торговых работников и за малейшее упущение строго наказать.

Мейрам, закончив запись на бумажке, обратился к присутствующим:

— Кто еще хочет выступить? Вы не желаете? — обратился он к Ермеку.

— Я согласен с Сергеем Петровичем. Говорили достаточно. Пора, пожалуй, заканчивать, — отозвался тот.

Оставалось выступление секретаря горкома. Мейрам начал с предложения Бейсека.

— Провести массовую проверку торговых работников? — он с сомнением покачал головой. — Мне это предложение, товарищи члены бюро, не нравится. Устраивать шумиху, кампанейщину, отвлекать на эту кампанейщину внимание населения… В общей суете подлинные враги легче могут укрыться. У нас хватит сил, чтобы другими средствами вывести преступников на чистую воду.

А теперь по существу вопроса. Всем понятно: самое узкое место у нас сегодня — снабжение населения. Народ ради светлого будущего терпит все сегодняшние трудности. Но этому терпению есть граница. Тем, кто вставляет нам палки в колеса, тем, кто мешает созданию Караганды, снисхождения не будет. Вношу предложение: Махмета Торсыкбаева исключить из членов партии. А как можно назвать поведение на сегодняшнем заседании бюро товарища Каримбаева Рымбека? Он пытался спрятаться за спиной других. А ведь за последнее время я дважды вызывал его в эту самую комнату, говорил, что с подбором работников, с воспитанием кадров у нас неблагополучно. Я называл методы его работы бюрократическими. Знаю, что об этом же говорил с ним и товарищ Щербаков. Не помогли Каримбаеву Рымбеку наши беседы… По-моему, он заслужил строгий выговор.

— Не слишком ли? — подал голос Бейсек.

— А что вы предлагаете?

Но Бейсек уклонился от ответа.

— У меня есть еще одно предложение. Надо поручить нашей комиссии под председательством товарища Канабека специально расследовать, какова была причастность самого Бейсека Керимова к вскрытым здесь фактам. Возражений нет?

Все члены бюро проголосовали за это предложение.

Уже несколько дней с юга дул теплый ветер, съедая толстый снежный покров. По улицам шумно потекли мутные потоки. Жильцы земляных бараков, построенных на склонах холмов, высыпали из дверей. В руках у всех были лопаты, кайла. Каждый подрубал лед у своих дверей и отводил воду. Весна принесла много хлопот, но и люди, и животные, и домашняя птица встретили ее радостно. А детей допоздна нельзя было увести с улицы.

Кочегар Бокай копался возле своей землянки. Подрубил лед у входа, отвел бежавший с возвышенности ручей. Теперь он стоял, опершись на лопату, и с удивлением смотрел на распростершуюся перед ним низину. Земля в низине дала осадку, образовалась впадина, такая глубокая, что в ней свободно смог бы разместиться целый аул. Во впадину набежала вода, разлилось озеро, в нем уже плескались утки и гуси.

— Этак и наши бараки могут обвалиться! — пробормотал Бокай.

Он опасался не напрасно. Одна из шахт проложила свои ходы под холмом, на склоне которого был расположен поселок. Бокай знал, что иногда бывают такие случаи: выберут в забоях весь уголь, забросят шахту — и на этом месте почва оседает, образуются балки или глубокие трещины. Порою приходится переносить в другое место не только земляные бараки, но и дома, построенные в прежнее время. Сердцу Бокая было дорого его убогое жилище, сооруженное в поте лица собственными руками.

— Пожалуй, придется доложить Щербакову, — сказал он, поднимаясь на крышу землянки.

Стены жилья выдавались над поверхностью земли не больше чем на метр, земля была насыпана прямо на потолок, и этот пласт заменял крышу. На крыше, аккуратно свернутый и перевязанный веревкой, лежал ветхий большой войлок, которым Бокай в прежние времена накрывал свою юрту. Войлок был такой старый, что уже не мог служить не только покрышкой, но даже и подстилкой. И Бокай так и не мог решить, что делать с этой прокопченной дымом, изъеденной молью кошмой. Бросить — жалко, использовать тоже нельзя.