Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Закончив разговор, секретарь снова повернулся к Мейраму.

— Значит, не терпится с открытой шахтой? Это верно: интересное дело, увлекательное.

— Если так, зачем же медлить с ним?

— Э, Мейрам Омарович! Не один Аширбек и не только мы, в Караганде, думаем об открытой шахте. В Москве тоже неплохие специалисты. И они по нашей просьбе изучают вопрос.

— Время уходит. Долгие месяцы могут пройти.

— Будем думать, что не месяцы, а недели… Потерпите. Так вернее будет. А то споткнуться можно…

Александр Андреевич протянул Мейраму руку:

— Как будто договорились?

— Договорились.

И Мейрам уже не раскаивался в том, что зашел к секретарю обкома.

Четыре года не был Жанабыл на родине. Многое за это время изменилось в Караганде. Не мог не заметить Жанабыл и того, как переменился характер его когда-то робкого и рассеянного тестя Жумабая.

На следующий день после приезда старик потащил зятя и дочь Майпу на шахту — посмотреть, что произошло на ней за эти годы. Жумабай ходил по шахте непринужденно, с видом хозяина. Он указал Жанабылу на молодого электросварщика в защитных очках. Электрические вспышки, как лезвием, резали толстую железную полосу. Металл таял, плыл, словно воск, рассыпались и шипели ослепительные искры.

— Это сын Бондаренко орудует, — сказал Жумабай.

— А как сам Бондаренко? Больше не скандалит?

— Что ты! Для него теперь что казах, что русский — все равны.

— Раньше не так он думал.

— То — раньше. Отсталый был человек. Э, не стоит вспоминать! Мы все крепко сроднились.

— Дело не в простом родстве, Жумеке.

— Вот и я то же говорю. Сознательные стали.

Они вышли из шахты. Вокруг стояли новые высокие и красивые здания. Жумабай перечислял, где что размещено, знакомил с каждым новым для Жанабыла человеком.

— Теперь наша шахта и механический завод в сто раз больше прежнего… Вот в этом здании — клуб, зрительный зал на пятьсот человек. А рядом — столовая и магазин. В этом большом корпусе — наша контора. Здесь мы получаем наряды на работу, лампы. Это баня. Видел, прошел кудрявый парень? Это новый маркшейдер Асет. А навстречу нам идет заведующий участком. Фамилию его никак не могу припомнить… столько народу кругом…

— Жумеке, — перебил Жанабыл, — а в театре вы бываете?

Жумабай с обидой посмотрел на зятя.

— А как ты думаешь? Оперу «Кыз-Жибек» три раза слушал! «Айман-Шолпан» — уж и сам не сосчитаю, сколько раз…

Жанабыл подмигнул Майпе, сказал вполголоса:

— Смотри-ка, мой тесть на старости лет начал по театрам ходить. Еще, чего доброго, влюбится в какую-нибудь легендарную казахскую красавицу!

— Ну что ты! Как тебе не стыдно подшучивать над старым человеком?

— Ладно, ладно, старик понимает шутки.

Жанабыл задержал шаг. Запрокинув голову, разглядывал высокий копер, укрепленный на металлических устоях, дощатый сарай, в котором сортируют уголь…

Да, раньше их не было. Много перемен кругом. И сам Жанабыл далеко не тот. Держится солидно, не дает воли своему горячему характеру и острому языку. Четырехлетнее обучение в партийной школе сказалось. Приятно ему видеть новшества, но и на старое тянет взглянуть. Растроганно он говорит Майпе и Жумабаю:

— Мало что от прежнего осталось. И, может быть, в последний раз доводится взглянуть на старину. Ведь скоро от Караганды, которую мы строили кустарным способом, ничего не останется. А с какими усилиями строили! Каждая мелочь была дорога сердцу. Я помню, еще смеялся над Бокаем, не понимал, почему, вплоть до того дня, когда он переехал на новую квартиру в жилкомбинате, жалко ему было выбрасывать прогнивший войлок, который когда-то служил ему покрышкой для юрты.

— То-то и оно! — воскликнул Жумабай. — Теперь ты понимаешь, чем дорога была мне моя черная корова?

— Да-да, как память о прошлом, которое совсем исчезает. Музей есть в городе? А то молодежи негде и увидеть старину.

— Как не быть! Воля божья, чего там только не поставили! И станок Майпыжан стоит, и твой станок, и моя тачка, на которой уголь возил. И все это бесплатно показывают.

— Вон как! А ведь и тачка и мой станок только вчера были действующими орудиями труда, — задумчиво говорил Жанабыл. — А сегодня их сдали в музей, и они стали историей Караганды. Быстро же мы, Жумеке, очень быстро движемся вперед!

— Быстро, говоришь? А тут наши ребята подняли шум, говорят, что медленно движемся.

— Кто поднял шум?

— Аширбек, Акым… да мало кто еще!

— Вон как! Вы все, я вижу, знаете?

— А почему бы мне не знать?

У конторы шахты стояла группа людей, из старых карагандинцев среди них один Ермек, остальные — новички. Ермек стал знакомить Жанабыла.

— Вот наш маркшейдер Асет Лабасов. А это — заведующий девятым участком Аристанов. Машинист-стахановец Данченко. Наш секретарь комитета комсомола Ержанов.

— Сколько же теперь народу на первой шахте? — поинтересовался Жанабыл.

— Вместе со служащими около трех тысяч.

Разглядывая новых знакомых, Жанабыл пошутил:

— Э, ребята, да вас бы Байтен не назвал рабочими.

— Это почему же так? — обиделся один из собеседников.

— А вот так! Мы из аулов приходили на шахту босиком, работать начинали кайлом и молотком. Вот Акыму и другим пришлось и ворот покрутить, и тачку повозить. А вы пришли из школы и сразу же сели на машины. Разве это работа?

Шутку поняли. Все рассмеялись.

Только простодушный Жумабай принял слова Жанабыла за чистую монету и возбужденно воскликнул:

— Правильно он говорит, правильно! Когда мы работали в бригаде покойного силача Хутжана, на нас рубашки от пота никогда не высыхали. А сейчас — какая работа? За людей все машины делают…

Жумабай прямо сиял от счастья и гордости, растягивая в улыбке рот. Ну что может быть приятнее? Вернулись долгожданные дети. Выучились, в люди вышли. На них смотрят, слушают их с почтительностью. Как не загордиться?

Майпе не терпелось взглянуть на бывший механический цех. После дороги она почти не отдохнула. До того ли! Как только начали собираться в родные места, она от волнения не могла ни есть, ни спать. А тут всю прошлую ночь не давали покоя друзья, которым не терпелось повидаться с нею. Сегодня с раннего утра отправились на шахту. Но Майпа не чувствовала усталости. Жанабыл понял ее нетерпение.

— Майпажан что-то уж слишком часто поглядывает на механический завод. Тянет ее туда. Пожалуй, придется пойти. Я не прочь. Мы, уже взрослые, писали «шай кушайт» и «кайла едет», а теперешняя молодежь из пеленок прыгает в школу. Посмотрим, как они работают.

— Эх, жаль, смена моя подошла, а то бы я сам все показал! — отозвался Жумабай. Он говорил с таким видом, будто своими руками построил механический завод.