Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Молодец! Не каждый токарь сможет так точно и чисто обработать поршень. Ты сразу на трех станках работаешь? Вон как! А мы и на одном еле управлялись.

— Чего ж тут… Вон Петя на четырех успевает.

— Сколько же зарабатываешь?

— Тысячи две в месяц.

— Выходит, получаешь не меньше инженера?

— В своем деле каждый обязан инженером быть.

Жанабыла восхищала новейшая техника, сосредоточенная в цехе. Под потолком работает мощный механический кран; любую тяжесть переносит с места на место, как щепку. Станки снабжены электрическими кнопками. Достаточно нажать кнопку, чтобы в малую долю секунды пустить или остановить станок. Были здесь и усовершенствованные аппараты, измеряющие самую точную резьбу, и различные приборы, назначения которых Жанабыл не знал. Ящики полны тончайшими, как кружева, металлическими стружками. Болванки, закрепленные в станках, вращались с такой быстротой, что невозможно было определить их форму: словно в мираже, сверкали они белым, синим, желтым светом.

Жанабыл, завороженный силой и сложностью этой передовой техники, в увлечении говорил Майпе:

— Вот это подлинные чудеса! А мы-то гордились в свое время, что работаем на машинах. Вот где они, настоящие машины!

Пол в цехе был асфальтированный, гладкий. Станки с ровным гулом легко, словно войлок, резали металл. Из больших открытых окон тянуло свежим ветерком, на подоконниках живые цветы.

Жанабыл и Майпа зашли в формовочный цех. Здесь нет ни одного станка, ни одной машины. Рабочие из глины готовили разнообразные формы. В литейном цехе эти формы наполнялись металлом. А потом болванки шли в обработку на токарные станки.

В дальнем углу хлопотал Козлов. Ему помогал молодой рабочий.

— Здравствуйте, Борис Михайлович! — сказал Жанабыл. — Над чем вы тут колдуете?

— Да все со своим комбайном вожусь. Модель хочу сделать, Сергей Петрович ни словам, ни чертежам не верит. Требует: модель ему подавай. «Хочу, говорит, в натуре видеть». Ох, и придирчивый человек!

— Я что-то не замечал этого.

— Подожди, заметишь. Прежней простоты в Сергее Петровиче больше нету. Требует с нас как с ученых.

Жанабыл рассмеялся.

— Да ведь с неучей и спрашивать нечего.

— Посмейся, посмейся… Тебе хорошо. Ты четыре года кряду науки проходил.

— А далеко вы продвинулись с разработкой комбайна? — спросил Жанабыл.

Козлов оживился. Он быстро развернул чертежи, расставил готовые части модели и с увлечением принялся рассказывать о конструкции комбайна.

— Вот это изменение мне Аширбек посоветовал внести. А это Акым… Все тут руку и рабочую смекалку приложили: инженер, механик, машинист. У меня почти все готово. Вот смонтирую модель, покажу Сергею Петровичу — тогда мы с ним другим языком побеседуем.

Жанабыла взволновала эта юношеская страстность Козлова. А механик говорил без умолку:

— Машина ни днем ни ночью не выходит у меня из головы. Все свободное время отдаю ей.

— Вы добьетесь своего, Борис Михайлович! Щербаков тоже верит в это.

Неожиданно в цех торопливой походкой вошел Ермек. По-видимому, он искал Жанабыла и Майпу.

— Вот что, — обратился он к гостям. — У меня к вам есть одно хорошее предложение. Жили вы в большом городе и, наверно, уже стали отвыкать от нашей степи. Завтра выходной. Почему бы нам не проехаться на животноводческую ферму? Сергей Петрович зовет. Кстати, и дело там у нас есть. А вы отдохнете и погуляете.

Жанабыл согласился, но Майпа отказалась, сославшись на усталость после дороги.

Животноводческая ферма управления комбината, куда Ермек пригласил Жанабыла и Майпу, была расположена в нескольких километрах от Караганды, в степи. На краю глубокой ложбины стояло длинное белое здание с остроконечной крышей. На фоне степной зелени здание слепило своей белизной. Здесь были размещены главные службы фермы.

На ферме работали наши старые знакомые: Жайлаубай с женой Шекер, старый Маусымбай с дочерью и зятем.

У Жайлаубая сегодня тревожный день. Утром он выехал с фермы на темно-рыжей кобыле и сразу взял в галоп. Он объехал ложбину, поднялся на вершину холма и вдруг с пронзительным криком погнал лошадь вниз, во впадину за холмом. Пожилой и обычно неторопливый, теперь он мчался, не разбирая пути, словно горячий юноша на конских состязаниях. Споткнись лошадь, он кубарем перелетел бы через ее голову. У Жайлаубая были причины к такому беспокойству. На ферме пропала одна из лучших породистых коров — рыжая, с белой отметиной на лбу. Мучаясь перед отелом, она сорвалась с привязи и убежала. С того дня, как была открыта ферма, Жайлаубай заведовал ею, и за все это время у него даже телята не пропадали. А тут — породистая корова, любимица всей фермы…

На скаку он увидел наконец корову, лежавшую в низких зарослях карагача. Ему почудилось, что Рыжуху терзает волк, и старик погнал лошадь во весь опор.

— Апырау! [74] Апырау — возглас удивления, сожаления, огорчения. — воскликнул он. — И угораздило же тебя забрести сюда!

И вдруг с облегченным сердцем придержал лошадь. Вот оно что: Рыжуха телится! Рыжуха судорожно мотала головой. Это быстрое мелькание головы над кустарником и создало у Жайлаубая впечатление, что корову терзает волк. Жайлаубай радовался своей ошибке и смеялся над ней.

Стреножив лошадь, он стал ждать, когда корова отелится.

Через несколько минут на белый свет появился отличный, упитанный теленок, рыжий, весь в мать.

— Ох, и намучилась же ты, жануар [75] Жануар — ласкательное обращение к животному. , — с состраданием сказал Жайлаубай.

Он подул в рот и ноздри теленка, вытер его пучками травы. Корова поднялась на ноги, жалобно мыча, принялась облизывать свое детище.

Жайлаубай оставил их в покое, стоял и думал: «Человеку, скотине, летающей птице и бегающему зверю — всем дороги их дети».

С грустью подумал, что всю свою жизнь прожил бездетным. Уже стукнуло шестьдесят. Видно, ему и Шекер так и придется скоротать свой век одинокими. Положим; есть родной племянник — Мейрам. Да ведь редко приходится его видеть.

— Ну, чем не дитя? — воскликнул Жайлаубай, любуясь теленком. Он поднял его на руки, завернул в свой чапан и понес к ферме, ведя лошадь в поводу.

Корова плелась сзади. Теленок искал вымя матери, мотал головой и тыкался мордой в подбородок Жайлаубая. Старик отворачивался, улыбаясь во весь рот, приговаривал:

— Эх, дитя, дитя!

Рука у него затекла. Он взвалил теленка на плечо и рукой сжал его задние ноги, чтобы теленок не дрыгался.

Жайлаубай устал, вспотел, но был счастлив. Это ощущение счастья прибавляло ему сил. После первого теленка Рыжуха дала три тысячи литров молока. А в этом году, конечно, даст не меньше пяти тысяч. А эта телочка, что лежит на плече, через три года станет такой же ценной удойной коровой…