Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Ну, почему ты медлишь с закладкой открытой шахты? — быстро говорил Чайков. — Дай возможность Аширбеку развернуться. Не бойся, промашки не будет…

— Ох, дай же мне хоть здесь отдохнуть, — шутливо отбивался Сергей Петрович.

Но Чайков продолжал наступать:

— Закладывай открытую в Федоровке. Мы с Мейрамом Омаровичем только что оттуда. Уголь там лежит совсем близко к поверхности.

Мейрам, не вмешиваясь в разговор, сидел на кошме, облокотившись на подушки. Ему что-то нездоровилось сегодня. Он только поддерживал Чайкова кивками головы да поглядывал на Щербакова, как бы говоря: «Сами видите, не один я тороплюсь».

Но Сергея Петровича убеждать не приходилось. О поверхностном залегании угля в Федоровке он уже знал от местных жителей. Именно Сергей Петрович, стремясь проверить эти сообщения, попросил однажды Чайкова «покопаться в районе Федоровки». Он много знал, этот грузный, спокойный и молчаливо думающий человек. Его маленькие, зоркие, как у беркута, глаза видели далеко, чутье было безошибочно. А когда для нового дела наступал час, Щербаков говорил твердо и решительно: «Пора, начинайте». Вместе с тем он не терпел преждевременного шума, излишней горячности, громких, хоть и искренних слов.

Видя, что Чайков слишком уж кипятится, он сказал ему вполголоса, но так, чтобы услышал Мейрам:

— Немного потерпеть осталось. Мы свою работу закончили. На днях приедет комиссия из Москвы. Виднейшие специалисты скажут свое веское слово.

В эту минуту вошла Ардак. Она была в белом, свободно сшитом платье, с непокрытой головой. Черные косы тяжелым узлом уложены на затылке. Движения плавные, легкие. Ардак, здороваясь, по очереди обошла всех, каждого обласкала лучистым своим взглядом.

Чайков усадил ее рядом с собой.

— Ну, как двигается диссертация?

— Ох, неторопливо движется, — рассмеялась Ардак. — Путь науки тернист. Это вы первый подали мне мысль о диссертации. Если застряну в дебрях науки, вам и вытаскивать.

— Эх, Ардакжан, между геологом и филологом слишком большое расстояние. Вряд ли дотянется моя рука до вас, чтобы вытащить из дебрей. Но, я уверен, и не придется.

— В моей диссертации, — задумчиво говорила Ардак, — меня занимает мысль: правильно ли некоторые казахские ученые понимают народный эпос и правильно ли иные наши писатели используют этот эпос в своем творчестве?

В разговор вмешался Жанабыл:

— Мне кажется, что ты, Ардак, умаляешь значение народного творчества.

— Нет, не умаляю, а только хочу, чтобы к нему правильно подходили. Нельзя нашим писателям в форме старинных сказок и замысловатых преданий рассказывать о новых явлениях социалистической жизни.

Ардак говорила горячо, убежденно. Это были слова человека, много думавшего и готового отстаивать свои взгляды.

Что касается Жанабыла, он вступил в спор нечаянно для самого себя: о фольклоре у него было смутное представление.

Шекер давно уже стояла у порога и ждала, когда утихнет непонятный для нее спор.

Ардак спохватилась:

— Ох, увлеклась я! Наверно, кушанье готово. Надо помочь тебе, Шекер!

Из Москвы прибыла комиссия специалистов, о которой говорил Щербаков. Все спорные вопросы были подробно обсуждены на производственном совещании, в присутствии управляющего комбинатом, а позже — на заседании бюро обкома партии. Было решено ускорить закладку открытой шахты. У входа в первую шахту был вывешен приказ:

По распоряжению управляющего комбинатом товарища Щербакова из трех смен шахты одна смена переводится на выполнение подготовительных работ, две смены остаются на добыче. Ввиду перехода на работу в открытую шахту главный инженер Аширбек освобождается от своих обязанностей.

События совпали с отзывом из Караганды Мейрама. Его переводили с повышением в Алма-Ату, в одно из партийных учреждений. Вместо него секретарем горкома был избран Жанабыл.

Сегодня Ермек поднялся из шахты в приподнятом настроении. На его лице, покрытом угольной сажей, сверкали белки глаз и белые зубы. Торопливыми шагами он вошел в красный уголок. Рабочие, ожидающие своей смены, играли в шахматы и домино. Только что принесли свежий номер шахтной газеты. Один из рабочих начал читать вслух.

— О, Акым опять пошел в гору! Работает на двух машинах!

— Сколько дал?

— Сто двадцать процентов.

— Ох ты, вислогубый мой! — не удержался Ермек.

— А у Воронова — сто восемнадцать.

— Почти вровень идут.

Ермек подошел к диаграмме, вывешенной на стене, и стал наносить сегодняшнюю сводку выполнения плана по своей шахте. Красная зигзагообразная линия заканчивалась чуть выше середины листа. Ермек продолжил ее круто вверх. Повернувшись к рабочим, он громко сказал:

— Товарищи! План шахты выполнен на сто десять процентов.

Рабочие столпились вокруг диаграммы.

Легким шагом Ермек вышел из красного уголка, торопясь в горком партии.

В кабинете секретаря сидели Жанабыл и Щербаков. Ермек широко распахнул дверь. Жанабыл вопросительно посмотрел на него:

— Что, Ереке?

— Довели до ста десяти процентов!

— Отлично! — воскликнул Жанабыл. — Ведь отлично, Сергей Петрович?

Щербаков промолчал, барабаня пальцами по столу. Успех, конечно, радовал его. Но, испытанный производственник, он знал, что успехи порой бывают временными, — жеребенок-стригунок в начале пути тоже стремительно бежит.

— Конечно, хорошо, — согласился управляющий. — Посмотрим, что покажут следующие дни. Надо закрепить этот уровень добычи на весь месяц.

Неожиданно вошла раскрасневшаяся от жары Ардак. На лбу у нее выступили капельки пота. Она, видимо, бежала — говорила задыхаясь:

— Тороплюсь очень. Послезавтра мы уезжаем в Алма-Ату. Надо проститься, товарищи! Проститься надо! — с трудом повторила она. — Сергей Петрович, друзья, мы с Мейрамом очень просим… Завтра соберемся на берегу озера у Каргрэс. В последний раз…

Сергей Петрович в замешательстве взглянул на Жанабыла, на Ермека.

— Время-то очень горячее. Надо закреплять успех.

— Завтра воскресенье, — напомнил Ермек.

— В такую пору и в воскресенье дело не спит.

— Значит, вы не можете, Сергей Петрович? — огорчилась Ардак.

Щербаков провел ладонью по седым волосам.

— Эх, уговорила, дочурка! Будь по сему, поедем.

Сегодня день предстоял боевой. Щербаков и Жанабыл отправились на холм — будущую открытую шахту. Ехали в одной машине. Сергей Петрович сел рядом с шофером. И грустные и радостные мысли теснились в его голове.

Вот и Мейрам уезжает. Расставание. Придется ли когда-нибудь столкнуться так близко? Словно частичку души уносит Мейрам. Все, чему за долгие годы научила Щербакова партия, мысли свои, чувства, выдержку в борьбе, веру в победу общенародного дела — все старался он передать своему ученику. Сумел ли?.. Может, не до конца, но кое-чего добился. В Караганду Мейрам приехал почти юношей, в большую жизнь уходит зрелым, опытным человеком. И Ардак Сергей Петрович помог встать на ноги. Трудно росла девушка. Что же, счастливой дороги, друзья! Не его, Щербакова, в этом заслуга — благодарить нужно всю многообразную, радостную, бурливую советскую жизнь на земле, отвоеванной народом. А ему, Сергею Петровичу, довольно сознания, что у него на глазах выросли еще два строителя коммунизма. Мало ли их, его воспитанников, рассеяно по стране! За его спиной сидит еще один… Прибрел из аула неграмотным парнем, машины никогда не видел. И пошел вверх!.. Четыре года отдал учению. Молодец, право, молодец! А все-таки жизненного опыта, партийной закалки маловато. Что ж, попробуем наверстать.