Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Уже в 1948 году появляется новый роман Г. Мустафина «Миллионер», написанный на актуальнейшую в те годы тему колхозного строительства, когда из ряда хозяйств, заново возрождавшихся на землях, разоренных войной, начали выделяться зажиточные колхозы-«миллионеры», успехи которых, зачастую связанные с фигурами передовиков, именовавшихся позже «маяками», должны были быть тщательно и критически изучены. Ведь общенародная задача состояла не в выделении любой ценой отдельных высот (бывало, что и за счет обеспечения их роста путем ущемления интересов окружающих хозяйств), а в долговременном общем подъеме и развитии сельскохозяйственного производства.

Не случайно А. А. Фадеев, выступая на встрече с французскими писателями в зале «Палейль» в Париже в феврале 1949 года, отметил в числе двух «замечательных» романов, появившихся у казахского народа (вслед за «Абаем» М. Ауэзова), и роман Г. Мустафина «Миллионер».

Удостоенный Государственной премии СССР, этот роман не просто рисует разбогатевшее коллективное хозяйство, но ставит проблему о руководстве нового типа, требующем искоренения пережитков феодально-родовых отношений, мешавших старому руководителю колхоза Жакыпу понять зыбкость успехов, достигнутых путем «хозяйской прижимистости», опоры на близких сородичей, замкнутости в кругу своих земель и своих доверенных лиц (далеко лично не бескорыстных).

Носителем новых идей хозяйствования, обещающего не просто закрепление успехов, но развитие всего колхозного строительства в атмосфере широкого взаимодействия с соседями, районом, областью, с опорой на достижения науки и техники, выступает демобилизованный офицер, агроном по образованию — Жомарт. Сама ситуация, рисующая тот освежающий ветер, который приносит с собой на производство демобилизованный, изголодавшийся по мирному труду и закаленный в боях молодой офицер, далеко не нова в литературе тех лет. Новой была сама общесоветская и одновременно национально-особенная постановка проблем послевоенного строительства, связанного с необходимостью отказа от всего устаревшего, замкнутого, келейного во имя общенародного подъема на новый научно-технический уровень труда, неотделимый от нового нравственно-этического уровня сознания народа-победителя.

С учетом нового уровня уже в 50-х годах обращается и сам писатель к относительно близкому прошлому — годам нэпа, по-своему отразившимся в жизни все еще кочевой в те годы казахской степи, — роман «После бури», трилогия «Очевидец», мудрая, не простая «простота» их и показывает ту глубину социального постижения истории и высоту художественных средств ее выражения, которых достиг Габиден Мустафин, еще и сегодня остающийся в строю активно действующих писателей нашей страны.

З. Кедрина

Авторизованный перевод Т. Алимкулова и И. Щеголихина.

Утренняя заря занималась медленно, оттесняла тяжелую темень ночи, природу оживлял рассвет.

Шесть аулов двинулись сразу, тревожа широкий простор ревом верблюдов, лаем собак, скрипом телег. Кочевка разбросана, пестра и шумлива. В утреннем сумраке трудно разглядеть, где ее начало и где конец. Мужчины хмурые, женщины в слезах: аулы перекочевывают в места, где прежде бывать не приходилось, где обитают другие, незнакомые роды.

Впереди ехал бий Махамбетше, глава, предводитель шести аулов. Еще ни одним словом он не обмолвился с двумя спутниками, ехавшими по сторонам; гнедой иноходец мягко покачивал седока.

Тяжело вздохнув, старый бий положил под язык насыбай. Один из спутников, худощавый, большеглазый джигит, протянул руку.

— Ибиш, — проговорил Махамбетше, — когда ты перестанешь попрошайничать?

— Тебе жалко щепотку табака, — упрекнул Ибиш. — Как же ты справишься с заботами шестидесяти семейств?

Махамбетше промолчал. Желтоватая слюна прилипла к его густой и длинной, по грудь, бороде, но ему до этого не было дела. Всегда живой, собранный, румяный лицом, сейчас бий выглядел усталым и бледным.

Помолчав, он чуть обернулся к Ибишу, кивнул:

— Да, забота об одной семье заставит пролить семь потов, а о шестидесяти тем более! Оставили мы родное место, ни затопить нашего горя, ни закопать… Джунус передал: «Землю у вас отобрали русские, а не мы. Зачем кочуете на землю рода сикымбай, тесните своих братьев по крови, будто мало кочевий в беспредельном мире?» Джунус — кровопийца, он согнул в бараний рог роды каракесек, куандык, суюндик, а теперь намеревается поднять против нас весь род сикымбай. Два года мы бились против царя и только под градом пуль отступили. А куда нам деваться, если нас прогонит со своих земель род сикымбай? Бродяжничать по свету, как цыганам? Будем сражаться до последнего человека. Смелости у нас хватит.

— Род сикымбай — многочисленный, выдержим ли… — с опаской проговорил Ибиш, но Махамбетше перебил:

— Хоть их и много, но оружие у них — дубина. Царизм победил нас винтовками. А если дубина против дубины — рискнем. Кроме того, царская власть, забрав наши земли, теперь будет на нашей стороне. Нас должны поддержать и другие роды. Мы — народ отчаянный, а один отчаянный выстоит против десяти робких. Я, как хорек, готов вцепиться в горло обидчика!

Бий разговорился. Он то веселил, то печалил своих спутников, и, когда лениво поднимал длинные ресницы, глаза его, казалось, пронизывали слушателей насквозь. О таких, как Махамбетше, в народе говорят: под ноги суется, а в руки не дается. Он и мертвый из петли вывернется.

— У меня нет ничего на свете дороже моего гнедого, — говорил он. — Я его подарю Джунусу. Кроме того, сосватаю одну из его дочерей за своего Шайхы. Тогда, пожалуй, утихомирится, наберет воды в рот. Но, увы, будет втихомолку сосать нашу кровь, как вампир.

— Ты прав! Верно решил! — воскликнул Ибиш, сверкая большими глазами. Он подхлестнул своего белолобого вороного и, поравнявшись с бием, снял тымак [2] Тымак — шапка-ушанка. . — Как бы ни был хорош твой гнедой, он — животное, нечего его жалеть. Жеребец окупится сторицею. И сватовства не бойся, на калым соберем. Если шестьдесят семей наших аулов дадут по одной скотине, то прожорливый Джунус насытится. Нам нужен мир. Не надо забывать, что на носу зима. У нас нет ни зимовки, ни продуктов для людей, ни корма для скота. Молчаливый враг зима не станет слушать, что мы все лето дрались с родом сикымбай, отправит нас на тот свет. Это главная опасность, бий.

Молчавший до сих пор второй спутник, Кутыбай, только теперь включился в разговор. К его имени от рождения жизнь прибавила несколько прозвищ: Кутыбай-певец, Кутыбай-беглец, Кутыбай-зять. Он сбежал из рода суюндик и женился в ауле рода елибай. У этого упорного по характеру, длинного белолицего человека немало тайн, о которых он никому не рассказывает. Кутыбай всегда жизнерадостен. Он балагурит, слагает песни и хорошо поет. В разных тяжбах, спорах и скандалах он чувствует себя как рыба в воде. Если Ибиш — правая рука Махамбетше, то Кутыбай — левая. Все трое ровесники, и обычай позволяет им держаться на равных правах.