Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Мухай без конца повторял: «Понял?», но Сарыбала ни разу не поддакнул и отъехал, так и не сказав ничего. Он начал отчитывать сам себя:

«Учат меня уму-разуму кому не лень, даже Яхия и Мухай! Кто же я такой, в конце концов? Выходит, будто я ничтожный из ничтожных, глупец из глупцов, а ведь мне уже пошел восемнадцатый. Говорят, что Казыбек с гусиным голосом в четырнадцать лет, а мой дед Кадыр в семнадцать уже избирались судьями… А меня до сих пор поучают Яхия и Мухай! Отец советует одно: «Хоть умри с голоду, но останься честным», а родственники другое: «Воруй, пока есть возможность!» Кого слушаться? Как жить? Если никому не миновать смерти, не все ли равно, как умирать, ведь равны перед смертью и грешник и праведник». Из тех, кто правил людьми, Сарыбала не знал ни одного честного, порядочного. Шариат силен только на бумаге, справедливость — на языке. А на деле справедливости не добьешься. Почему? «Э-эх, если бы знать все тайны жизни, ни у кого не спрашивать совета и самостоятельно найти себе самую правильную дорогу!..» Сарыбала вспомнил слова из песни Абая: «Ни то, ни другое, и жизнь мне не в жизнь». Потом долго пел во весь голос, вспоминая трогательные слова поэта…

Солнце поднялось к зениту, ветер совсем утих, наступила жара.

Неожиданно из-за холма выбежало стадо коров. Кроткие, тихие животные были охвачены страхом, выпученные глаза, казалось, остекленели, хвосты торчком, несутся куда попало, лишь бы спастись от страшного врага сзади — маленькой безвредной сайги.

«Вот так и люди иногда подобны этим коровам, — подумал Сарыбала. — Стадо громадных животных в страхе бежит от безобидной сайги. Так и могучий, но слепой народ страшится одного-двух злодеев. Трусость, говорят, не бессилие, а только боязнь опасности».

Поднявшись на гребень холма, Сарыбала увидел у его подножия большой аул. Овец на котане было полным-полно. Женщины, присев, доили их, то и дело постукивая кулаком по вымени. Два круторогих барана вышли из аула, готовясь к стычке. Попятившись на несколько шагов, они с разгона бросились друг на друга, сшиблись рогами и оба упали. Поднявшись, снова разошлись для схватки. Сарыбала наблюдал за ними с удивлением, у них в ауле не было таких задиристых самцов.

Подъехав вплотную к белой юрте, стоящей посредине аула, он услышал гневный мужской голос:

— Если загрыз волк, то где же труп?! Если баран издох, где же шкура?! Найди рыжего барана, найди!

Послышались удары плети и хриплый голос взрослого человека:

— Дяденька, дяденька, дорогой мырза, милый мырза, ей-богу, вчера вечером баран был на месте!.. Значит, сегодня ночью увели его с котана.

— А ты куда смотрел?

— Я днем и ночью на ногах, утомился и, должно быть, вздремнул.

— Десять лет не уставал, а почему устал сегодня? Значит, у тебя в голове завелась дурная мысль?

— Какая мысль, дядя, какая мысль? Сначала скажите, а потом хоть убейте.

— Как только появится кто-нибудь с винтовкой возле аула, так ты сразу прилипаешь к нему, бежишь сплетничать!

— Ой-бай-ау, они сами пристают ко мне! Я убегаю, а они не отстают.

— О чем они тебя спрашивали?

— Обо всем. Сколько у вас скота, как вы с женами спите, вместе или поочередно, бьете ли меня… Но я не проронил ни слова.

— Отблагодарить тебя обещали?

— Все равно я бы не предал вас. Ем вашу хлеб-соль и не хочу быть грешным перед аллахом и духами предков!

— Если не грешен, то где же рыжий баран? Говори правду!

С появлением Сарыбалы скандал прекратился. Юноша был одет по-русски, если не считать чапана и тымака, кроме того, он рыжеват, глаза серые и больше похож на русского или татарина, нежели на казаха. Грузный чернявый мужчина с небольшой остроконечной бородкой обеспокоенно покосился на вошедшего, отбросил нагайку и сказал:

— Проходите.

Рябой мужчина с потрескавшимися губами, в купи, одетом наизнанку, увидев Сарыбалу, заулыбался. И хозяин и пастух всем своим видом старались показать, что в юрте ничего особенного не случилось. Оба приняли нежданного гостя за важного уполномоченного.

— Куда держите путь? Откуда? — вежливо поинтересовался хозяин юрты.

Сарыбала назвал свой аул и сказал, чей он сын. Оказалось, что об ауле хозяин слышал, но Мустафу не знает. «Отец мой дошел до Мекки и Медины, а известность его не распространилась даже на расстояние полудневного перехода», — с обидой подумал Сарыбала. Грузный хозяин перестал стесняться гостя и велел работнику:

— Иди позови женщин. Пусть этого парня угостят, — и стал разглядывать темную бутылку, висевшую на дверном косяке.

Рябой с потрескавшимися губами выскочил из юрты и скоро вернулся. Хозяин снова начал его отчитывать:

— Серая овца часто ложится, не видишь, что ли? Наверно, зачервивела. А ты не следишь.

— Вижу, еще как вижу! В прошлый раз на выгоне всех червей выковырял, а рану заткнул полынью.

— И карболку уже всю истратил! — проворчал хозяин, снимая бутылку с косяка. — Осталась капля, пойдем закопаем.

Они вышли, и тут же в юрту вошла молодая смуглая женщина с деревянным ведром для дойки овец. Платье ее заправлено в брюки, одежда грязная, видно, что хлопот у нее много, но черные глаза женщины веселы.

— Здравствуйте, — произнесла она ласково, перелила молоко из ведра в котел, помыла чашку, налила гостю кумыса.

— Вы жена хозяина или родственница? — спросил Сарыбала.

— А зачем вам?

— Если секрет, извините.

— Нет, не секрет, я жена хозяина.

— Значит, токал? Говорят, младшую жену бог создает из печени мужа, и поэтому муж ее любит больше других жен, но его любовь не удовлетворяет жену, верно?

— Вы считаете меня дурой, которая отвечает на все вопросы?

— Если обидел вас, простите. Как зовут хозяина юрты?

— Хозяин с собакой тезки, — уклончиво ответила токал.

— Итбай Кушикбай? Или Тубет?

— Вот-вот, угадали.

«Тубет — значит кобель. Не слишком уважительно», — отметил Сарыбала.

— А чей это аул, какого рода? Я не успел расспросить отагасы, он вышел.

— Вы опять ставите меня в тупик. Разве я могу называть имя свекра или старших?

— Мужа вы не назвали, но дали понять. Попробуйте ответить намеками и на другие мои вопросы. Вы из какого рода?

— Слышали, наверное, шутку: «Если жеребенок наестся шерсти, то чем ему оправляться?»

— А-а. Значит, кареке?

— Да. А аул называется вот так, — она показала кончик ногтя на пальце.

— Аул Туякбая?

— Угадали.

— Значит, ваш род — кареке, аул — Туякбая, мужа зовут Тубет. Боже мой, как вы долго отвечали на пустяковые вопросы. Женщины в нашем крае тоже не говорливы, но, оставшись наедине с гостем, не наводят тень на плетень.

— Что только не делают двое наедине и когда захотят, — лукаво улыбнулась токал и подала еще чашку кумыса. — Но сидеть с вами нет времени, надо доить овец. До свидания.