Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Рано прощаетесь. Я хочу покормить коня, отдохнуть немного, а потом уже ехать.

— Как хотите.

Токал вышла. Сарыбала внимательно оглядел юрту. С одной стороны на полу лежала широкая постель, с другой, за перегородкой из чия, виднелась голова белого верблюжонка, украшенная птичьими перьями. Переднее место всегда свободно для гостей. Где же тогда спит молоденькая токал? Неужели этот здоровенный черномазый ложится с двумя женами в одну постель? Сарыбале стало противно. Он вышел, стреножил коня и пустил его на лужайку. Солнце клонилось к западу, жара спала, пришло время дневной молитвы. Молоденькая токал возилась возле старого желтого самовара. Она дула изо всех сил, но огня не было, самовар густо дымил, из глаз женщины текли слезы. Старшая жена хозяина сидела на корточках у очага, вырытого в земле, и варила творог, беспрестанно скрежеща железным скребком по дну котла. Ее никак не назовешь байбише, ей лет тридцать, не больше. Возле нее суетились четыре взлохмаченные девочки — похожие на мать. Отагасы Тубет, вероятно недовольный тем, что рождались одни дочери, взял в жены токал, в надежде, что она родит сына и будет помогать по хозяйству.

Токал и байбише заняты, у них нет времени для разговора, однако они частенько обмениваются ненавистными взглядами и отпускают друг другу язвительные словечки. Понаблюдав за ними, Сарыбала ушел к своему коню. Конь прихрамывал на переднюю ногу. «Что случилось?! — удивился Сарыбала. — Неужели ушибся, когда прыгал стреноженный?» Сарыбала ощупал сухожилие, поднял ногу, хотел осмотреть копыто, но ему помешал отчаянный женский визг возле юрты. Сарыбала резко обернулся и увидел, что жены Тубета дерутся возле очага. Скандал затеяла байбише. Не довольствуясь оскорбительными словами, она ударила токал скребком, та вырвала скребок, и жены сцепились. Байбише сорвала платок с головы соперницы. Токал ответила тем же. Намертво вцепившись в волосы, они стали кричать:

— Ты что, взбесилась, ты — дочь нищего и бродяги! Красная цена тебе — пять овец!

— За тебя отдали сорок семь голов, а чем ты лучше меня?!

— Слава богу, у меня четверо детей!

— Бог даст, один мой ребенок будет равен твоим четырем!

— Жди, будет у тебя ребенок, если переходишь из рук в руки!

— Ты считаешь себя честной? Младшая твоя дочь — копия чабана.

Тубет, наблюдавший за овцами на склоне холма, услышал крики жен и бросился к ним. Подбежав, с ходу схватил обеих за косы и, пятясь, потащил в юрту, как мешки. Не успев скрыть их от людских глаз, он начал хлестать их плетью, приговаривая:

— Я вам велел молчать, ни звука не издавать! Ишь разорались! Советская власть, наверно, вам дух поднимает! Если не будете мирно жить, дуры, возьму себе еще одну токал, вот тогда вы у меня попляшете!

Сарыбала наблюдал эту картину с отвращением. «Неужели после такой драки они будут снова улыбаться друг другу и спать в одной постели?!»

Тубет — Кобель считал своим долгом поносить советскую власть. Он плетью заставлял работать на себя жен и пастуха. Советы еще не отобрали у него плеть, не трогали его скот, не беспокоили ничем его самого, но тем не менее Советы уже ему не нравятся, и он обвиняет их во всем: в том, что за обедом подавился мясом, в том, что конь его споткнулся о кочку. Отродясь он ничему не верил и всегда был жесток по отношению к женам и пастухам. С приходом советской власти эти черты его характера обозначились более резко. Сейчас он избивал жен до тех пор, пока не сбежались соседи. Когда заступники ушли к своим очагам и скандал потух, Сарыбала вошел в юрту. Все молчали. Байбише и токал сидели спиной друг к другу и всхлипывали. Тубет восседал на почетном месте. Короткая, толстая шея не дает голове повернуться, и Тубет вынужден поворачиваться всем туловищем. На массивных плечах головка кажется размером с кулак, лицо жирное, широкое, глаза выпучены, нос не больше пуговицы. Всем своим видом Тубет как бы говорил о жадности, бездушии и озлобленности. Сарыбала решил скорее уехать и попросил:

— Отагасы, мой конь захромал, посмотрите, пожалуйста.

Тубет посидел некоторое время молча, потом молча подошел к коню. Ощупал ногу, пах, лопатку — ничего не нашел. Потом поднял копыто, кончиком ножа поковырял снизу и извлек маленький остроконечный камешек. Сарыбала поблагодарил и сел на коня.

— А где же плата? — недовольно буркнул Тубет.

Сарыбала растерялся. Денег у него не было, никакой лишней вещи он с собой не прихватил. Протянул нагайку. Тубет улыбнулся. Но юноша не подал плеть, а бросил ее на землю и тронул коня. Отъехав немного, он стал ругать себя. Из-за скандала старый желтый самовар так и не был вскипячен. Сарыбала чувствовал голод и досаду — зачем оставил плеть?

Он с тоской огляделся в поисках дымка. Аулов не видно. Вдали справа виднелась отара. Голодный путник завернул туда, чтобы попить хотя бы пустой койыртпак — смесь кислого молока с пресным. Чабаном оказался тот самый рябой с потрескавшимися губами. Они разговорились как старые знакомые.

— Доброго пути, сынок. Что же ты мало пробыл в нашем ауле?

— В ваш аул приеду только тогда, когда со всех сторон меня окружат волки.

— Почему?

Вместо прямого ответа Сарыбала спросил:

— Койыртпак есть? Я проголодался.

Чабан уложил верблюда, снял притороченный к горбам бурдюк и налил в чашу белого койыртпака. Сарыбала выпил единым духом и спросил:

— Сметана или койыртпак?

Не отвечая, пастух налил еще.

— Выпей, браток. Близко аула не встретишь. Видно, не накормил тебя наш мырза.

— Разве он мырза?

— Богатый, потому и величаем мырзой.

— В сравнении с ним ты больше мырза, чем пастух. Ты признаешься мне, если спрошу?

— Попробуй.

— Когда я подъехал к юрте, хозяин бил тебя и спрашивал: «Где рыжий баран?» Раньше такое у тебя случалось?

— Ей-богу, никогда ничего не брал. Как пропадет у него какая-нибудь паршивая овца, так и кусает всех, словно скорпион, бесится. Здесь сейчас нет посторонних. Нас никто не подслушает… Если говорить правду, братец, рыжего барашка увела сама токал.

— Увела своего барана?

— Отдала его джигиту, которого любит. Охраняли они отару вдвоем, а я уснул на минутку.

— Если у токал есть джигит, а дочь байбише похожа на тебя, то вы крепко наказали Тубета.

— Не надо шутить, братец, не надо шутить. Зачем байбише связываться со мной?

— Я не шучу. Дома у вас скандал. Байбише и токал подрались, изобличали друг друга в грехах. Тубет обоих поколотил.

— Теперь доберется и до меня, доберется! Пропал я, совсем пропал!.. Поезжай, братец, поезжай! Не надо задерживаться со мной: чего доброго, еще нагрянет!.. Брошу я, наверно, этих овец, брошу.

Чабан, бедняжка, затрясся от страха, начал молоть вздор, оставил отару и поплелся за Сарыбалой.