Александр Шевченко - Всюду жизнь

— Вот видишь, — ухватился Федор за слова Кати, — ты сама понимаешь, что нам надо ехать в Сибирск, и там, в новом доме, одни в квартире, мы будем жить свободно, как нам хочется!

Катя перебирала рукой волосы Федора, уговаривала:

— Не будем сейчас решать. До выпуска у нас еще есть время подумать обо всем.

— Ты так легко все откладываешь! — сжал ее руки Федор. — А я не могу так, пойми! Из-за тебя я заболел бессонницей, не могу ни работать, ни учиться…

— Ты снова думаешь только о себе! Ты, ты и только ты! — горячо возразила Катя, и к лицу ее сразу прилила кровь. — Мне тоже нелегко! Ты меня измучил своими беспрерывными требованиями!

— Хорошо, хорошо, Катюша, успокойся! Я буду молчать. Я не буду надоедать тебе, — поспешно сдался Федор. Когда Катя в чем-то не соглашалась с ним, чтобы не вызывать ее недовольства и не раздражать, Федор каждый раз или уступал ей, или же прекращал спор, старался делать все, чтобы она не сердилась на него.

— Ну вот, такой ты мне больше нравишься, — сказала Катя, удовлетворенно улыбаясь.

Катя в пестром купальнике лежит на траве лицом к солнцу, раскинув руки. Глаза прикрыты огромными круглыми очками с голубыми стеклами. Разморенный жарой, Федор лежит рядом, тоже загорает. Они уже не первый раз приезжают на Москву-реку в Филевский парк, и тело Кати успело покрыться легким загаром. Внизу в горячем июньском мареве слепит глаза сверкающая солнечными бликами река. Слева, на пригорке, недвижно застыли огромные двухсотлетние липы, дубы, клены.

Сессия идет к концу, и они решают, как провести лето. Катя после производственной практики хочет отдохнуть в Гурзуфе, где знакомые родителей предлагают на лето комнату. Хорошо, если бы Федор поехал с нею. Но у Федора нет денег на поездку в Крым. На производственную практику он едет в Сибирск, как и все прошлые годы. Там же останется работать в летние каникулы, чтобы потом спокойно делать диплом. Да и семье надо помогать. Заработки у отчима и матери небольшие.

— Федя, но ведь тебе надо когда-то отдохнуть, — настаивает Катя. — Ты весь год работал, как каторжник!

— Я отдыхаю от института на стройке, — натянуто усмехается он. — Академик Павлов говорил, что отдых — это перемена занятий!

— Я-то полагала, что ты будешь рад моему предложению, — расстроенно говорит Катя. — Представь, мы лежим на берегу Черного моря, шумит прибой, печет южное солнце. А поездки по Крыму, скажем, в Севастополь, в Бахчисарай, на Ай-Петри…

— Катюша, ты же знаешь, я очень хочу поехать с тобой! Я не видел настоящего моря. А в искусственных морях на сибирских реках вода ледяная, не искупаешься…

Потом, вдруг неожиданно для себя, решил:

— Знаешь, Катя, к черту все: я еду с тобой!

Катя поднялась, сняла очки и зацеловала Федора, разукрасив его лицо отпечатками губной помады.

— Феденька, милый! Как я рада!

Размахивая руками, Федор горячо объясняет Кате, как собирается решить денежный вопрос. На дорогу туда деньги есть. А там найдет работу на стройке. Может быть, даже устроится прорабом.

— Значит, мы сможем быть вместе только вечерами, после твоей работы? — разочарованно протянула Катя.

— А два выходных в неделю? Они целиком в нашем распоряжении!

Катя заметила, что поблизости может не оказаться стройки, но это соображение не остановило Федора: в крайнем случае он будет мыть посуду в ресторане — классическая работа студентов в каникулы!

— Вопрос решен! Лето мы будем вместе! Я чертовски рад! Идем купаться! — Веселый и довольный, Федор взял Катю за руки, поднял ее, покружил, поставил на землю, и они побежали к реке.

В то самое время, когда Федор и Катя с воодушевлением рисовали себе отдых в Крыму, далеко от Москвы, на реке Студеной произошло событие, которое помешало их планам сбыться. Федор вспомнил, как возмущался и все не мог примириться с трагическим стечением обстоятельств в то лето.

Почему, почему, спрашивал он себя, всего в жизни он добивается тяжелыми усилиями, непрерывным трудом, преодолевая множество препятствий? Ведь есть же счастливчики, баловни судьбы, которым счастье падает с неба прямо в руки. Жизнь их течет гладко и безоблачно, без всяких потрясений.

Только позже Федор понял, что ошибался. Никакого предопределения, судьбы и тому подобной чертовщины не существует, все это лишь слепая игра случая, как формы проявления необходимости. И только со стороны кажется, что все, исключая тебя, живут легко. Нет людей, вся жизнь которых — от начала до конца — счастливая. У каждого бывают и потери близких, и горе, и неудачи, и трудности.

Недаром, видно, говорят: «Чужую беду руками разведу, а к своей и ума не приложу».

На другой день после того, как было решено ехать с Катей в Крым, Федор получил от матери телеграмму, которая перевернула всю его жизнь:

«дорогой сынок Григорий Петрович расшибся на плотах отняли правую ногу состояние тяжелое срочно прилетай непременно надежда устьянцева факт несчастного случая шалагиновым григорием петровичем заверен главврачом усть-ковдинской районной больницы».

Федор держал в дрожащих руках голубой листок, перечитывал скупые телеграфные фразы. Григорий Петрович без ноги… Калека… Может быть, и ходить не сможет… Какое несчастье…

Федор почувствовал, как острая, внезапная жалость перехватила ему горло. Потом постепенно лицо его исказило подобие горькой усмешки: что-то должно было случиться, чтобы он не смог поехать с Катей, — уж слишком хорошо, как в сказке, все это было бы…

Мать не сообщила, где произошло несчастье. Наверное, на Черторое — на нем почти каждый год разбиваются плоты…

Лесоруб без ноги — уже не работник. Другую специальность отчим не осилит — он бросил школу в тринадцать лет. Значит, отныне вся семья — пять человек — на нем, Федоре.

Он посмотрел на часы: семь часов вечера, двадцатое июня. Сел за стол, стал писать на листе бумаги, что должен сделать.

Первое — послать телеграмму матери, что немедленно вылетает.

Второе — позвонить Кате.

Третье. Двадцать седьмого последний экзамен — организация и управление строительством. Не возвращаться же из Сибири, чтобы сдать экзамен и снова улететь! А улететь, не сдав экзамен, нельзя: неизвестно, на сколько он задержится в Сибири. Значит, надо сдать экзамен завтра и завтра же улететь.

Четвертое. Сегодня надо взять билет на самолет.

Пятое. Завтра получить стипендию.

Он пошел на почту, послал телеграмму в Улянтах, из автомата позвонил Кате.

— Мне очень жаль тебя, Федя. Невезучий ты какой-то, — грустно ответила она. — Мне будет очень скучно без тебя. Когда ты вернешься?

— Не знаю. Я оттуда тебе сообщу. А ты пришли в Улянтах свой крымский адрес. Может быть, мне все-таки удастся приехать к тебе.