Александр Шевченко - Всюду жизнь

— Кстати, Николай Павлович, — наклонился Правдухин к Кузьмищеву. — Считаю необходимым произвести шурфование экрана по всей длине плотины. Мы не гарантированы, что и в других местах не уложен замороженный суглинок. Если обнаружим, его надо оттаить паровыми иглами, переработать и экран уплотнить.

Правдухин откинулся в кресле и испытующе посмотрел на Кипарисова:

— Последний вопрос. Чисто психологического, морального плана. Почему вы, инженер, нарушили технологию, зная, что это может вызвать катастрофу?

— Не дано смертному человеку предвидеть все последствия своих поступков! — с пафосом произнес Кипарисов. — Только боги все знают наперед!

Федор с неприязнью слушал его: даже в таком отчаянном положении тот не мог быть искренним и серьезным, все кривлялся, говорил выспренне и велеречиво. Легкомысленная бравада Кипарисова казалась Устьянцеву необъяснимой, притворной. Наверное, шутовство лишь маска, способ скрыть что-то в себе. Но что именно — Федор не знал.

— В переводе на общепонятый язык это означает: рассчитывал, что его преступление не раскроется, — сказал он.

— От должности я вас отстраняю, Кипарисов. И назначаю расследование. Никуда не отлучайтесь. Идите! — поднялся Правдухин.

Провожаемый недоуменными, осуждающими взглядами, Кипарисов пошел к двери, с деланно-веселым смехом напевая:

— Жил-был у бабушки серенький козлик…

Через несколько часов о том, что произошло в кабинете Правдухина, знала вся стройка.

Вечером Катя Осинина, возвращаясь с покупками из магазина домой, встретила на улице Кипарисова. Тот подошел к ней и по обыкновению начал было любезничать, острить, но Катя перебила его:

— Это правда, что вы укладывали замороженный грунт в плотину?

Кипарисов сразу смешался, вид у него стал побитый, жалкий.

— Уже и вам это известно… Да, к сожалению, в нашем дружном коллективе нашлись трусливые душонки — правда, тут сыграли роль и родственные чувства — и выдали меня на растерзание начальству!

— Но это же преступление, подлость! Вы мстили Устьянцеву, я знаю, вы его ненавидите. За то, что он честный, талантливый.

— Да, вы можете радоваться: он чист, как непорочная дева Мария, и его чело увито лавровым венком гениального инженера! — Кипарисов иронически обвел рукой вокруг головы.

— И вы еще издеваетесь! Ни совести, ни чести… Подлецы! Старайтесь сохранить и в подлости осанку благородства! — Катя посторонилась, чтобы уйти от Кипарисова, но тот преградил ей дорогу и протестующе поднял руку.

— Но, но! Это уж слишком! Какие все чистенькие! Ангелочки! Один Кипарисов негодяй! Ну, нет, я тоже могу цитировать Пушкина: если уж до петли дело дошло, как говорил монах Варлаам, я все скажу: у вашего дорогого Котика тоже рыльце в пушку!

— Объясните, что это значит! Иначе я вас ударю как низкого клеветника!

Кипарисов приблизился к ней, оглянулся по сторонам и проговорил многозначительно:

— А то, что я с его ведома и одобрения укладывал мороженый грунт!

— Этого не может быть… Вы, наверное, хотите отомстить мне…

Кипарисов взял Катю под руку:

— Здесь не место для таких опасных разговоров. Идемте ко мне, и я вам все изъясню.

Растерянная, испуганная Катя пошла за Кипарисовым. В его комнате, кроме кровати, маленького стола и двух канцелярских стульев, ничего не было. Да еще на стене висел огромный рекламный портрет наигранно улыбающейся киноактрисы.

Кипарисов помог Кате раздеться, повесил ее плащ на вбитый в стену гвоздь, усадил за стол.

— На обстановку не обращайте внимания. Это моя временная берлога, в которой я собирался только перезимовать. Увы, вопреки планам, приходится задержаться…

— Говорите же, зачем вы меня сюда привели?

Кипарисов расстроенно хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ах, не в такой ситуации я мечтал принять вас, Катюша, в своей хижине! Проклятая судьба-индейка! С вашего разрешения, — Кипарисов закурил и, поддернув брюки на коленях, сел напротив Кати. — Для Константина я был просто находкой: он мог моими руками провалить предложение строителей и реабилитировать свой проект.

— Да, он был против зимних работ, Но это был честный технический спор… То, что вы говорите, просто невероятно…

— Но факт! И Костя обещал за эту услугу устроить меня в Москве, в «Гидропроекте».

— Если это правда, это страшно…

— Спросите его самого. Он уже вел переговоры с приятелями своего отца, меня обещали взять на должность старшего инженера. Квартиру, правда, не обещали, но это пустяки: деньги я имею, куплю кооперативную… Так что ваш Котик — соучастник преступления, и его должны судить вместе со мной.

Зазвонил телефон. Кипарисов смотрел на настойчиво дребезжащую коробку и долго не поднимал трубку. Он решал, отвечать ему или нет. Телефон все звонил, звонил. Тогда Кипарисов подошел к аппарату:

— Я слушаю. У телефона Кипарисов.

Он опустил трубку, криво усмехнулся:

— Услышав мой голос, кто-то молча положил трубку. Наверное, проверяют, дома ли я, не сбежал ли… Я ведь нахожусь под следствием…

Катя смотрела на Кипарисова и не узнавала: обычная ироническая, снисходительная улыбочка с его лида исчезла. Оно было решительным, жестоким, беспощадным. Да, он говорит правду. И эта страшная правда навалилась на нее непомерной тяжестью и раздавила ее. Она другими глазами увидела Костю и его поступки, и свою жизнь с ним — на все это как бы упала черная тень той лжи, бесчестия и преступления, которые он совершал здесь в тайне от нее, и поняла, что в этот час жизнь ее, прежняя, кончилась и возврата к ней уже не будет.

И тут все то, что она пережила сегодня, и давнее недовольство мужем, и неудовлетворенность своей участью, которые она долго подавляла, — все это вдруг поднялось в ней, подступило к горлу и прорвалось слезами — она чувствовала, как они скатываются по щекам, оставляя горячие следы, а сама сидела молча, сгорбившись, и невидящими глазами глядела перед собой.

Кипарисов решил, что Катя жалеет мужа.

— Какие искренние, трогательные слезы… Я завидую Косте… Но он не стоит ваших слез, Катюша… Мне больно, что вы не замечаете, как рядом с вами мучается другой человек… Катя, вы околдовали меня, — он осторожно прикоснулся к ее волосам, вкрадчиво погладил, Катя не двигалась, тогда он обнял ее и хотел поцеловать, но та поднялась и оттолкнула его:

— Да как вы смеете!.. А Костя считает вас своим другом…

Тогда Кипарисов с силой схватил ее и стал говорить, глядя ей в лицо:

— Довольно лирики! Слушай меня! Неужели ты не видишь, что твой муж — ничтожество! И такой изумительной женщине жить с этим слюнтяем! Брось его! Ты мне нужна! Уезжай со мной. У меня есть деньги, машина. Мы поселимся в любом городе, где ты захочешь: Москва, Киев, Рига, Ялта… Там нас никто не знает, и мы будем счастливы…