Александр Шевченко - Всюду жизнь

Окутанный белым облаком брызг от бивших в него струй дождя, показался на плотине первый самосвал.

— Сюда, сюда давай! — подняв руку, зычным голосом скомандовал выглядывавшему из кабины водителю Правдухин.

Машина задом подъехала к краю размыва, гидродомкраты стали медленно поднимать кузов, поток гравия с шумом обрушился в пенистую пучину, взметнув огромный столб воды, окатившей самосвал и стоявших вблизи людей.

— Следующий вали! — размахивает рукой Правдухин.

Подъезжает одна машина за другой, мощные самосвалы натужно ревут, буксуют в раскисшем от дождей суглинке, закидывают людей грязью, валят и валят в размыв песок и гравий, но все это бесследно исчезает в бурлящем у плотины водовороте.

Устьянцев подошел к Правдухину и расстроенно доложил:

— Валериан Николаевич! Река, как ненасытная прорва, глотает машины материала — и никакого результата!

— Пусть глотает! Это ничего не значит! — радостно и вдохновенно кричит в ответ Правдухин. — Проглотит десять, сто машин, но мы с вами, ребята, все-таки перехватим горло этой старой ведьмы Студеной!

Может быть, не все команды и возгласы Правдухина были нужны — рабочие и прорабы знали, что надо делать, — но, видно, стихия напряженного труда сотен людей захватила его, пробудила в нем душу молодого рабочего-бетонщика, каким он был, когда сорок лет назад начинал строить свою первую гидростанцию.

К вечеру из воды показывается коническая насыпь гравия.

— Видишь, Фома неверующий? — победно хохочет Правдухин, указывая Устьянцеву на верх насыпи. — Теперь подавай щебень в обратные фильтры. Щебня, говоришь, нет? Езжай на бетонный завод и забирай все запасы щебня. Сначала крупные фракции, потом мелкие.

Открылась дверь вагончика-штаба, и в освещенном проеме показалась коренастая фигура Толкунова, начальника производственного отдела.

— Валериан Николаевич! Москва вызывает! Из министерства!

Правдухин вошел в вагончик, взял трубку.

Говорил начальник главка, интересовался ходом аварийных работ.

— Здорово подвели вы меня, Валериан Николаевич! — недовольно гудел в трубке его голос. — Я-то понадеялся на вас, как на каменную гору, вместе с Радыновым поддержал ваше предложение на техсовете министерства.

— Я уверен, Георгий Федорович, что идея зимней укладки экрана правильная и проверенная. Очевидно, при укладке допущен какой-то локальный дефект, в месте промыва нарушена технология, — защищался Правдухин.

— Мало выдвинуть хорошую идею, ее надо и хорошо осуществить. А добрыми намерениями, знаете ли, и дорога в ад вымощена!

— Делаем все возможное для спасения плотины. Думаю, справимся с аварией.

— Какое бы решение вы ни приняли, учитывайте: ни в коем случае не рисковать жизнью людей. Вы лично отвечаете за это!

Правдухин положил трубку на аппарат и, тяжело опершись локтями на стол и устало сгорбив спину, сидел несколько минут, обдумывая разговор. «Лично отвечаете… За что только ни отвечает начальник строительства!..»

Нахлынули, тяжело заворочались мысли о десятках требующих его решения вопросах, всяких срочных и неотложных делах. Правдухин усмехнулся: за все десятилетия своей работы он не помнит дня, когда бы не висели над ним тучей и не давили его эти проклятые нерешенные вопросы и когда бы он чувствовал себя совершенно свободным от служебных дел. Видно, такова уж судьба руководителя…

Надо было идти на плотину, но в ногах и во всем теле он чувствовал такую тяжкую, непреодолимую усталость, что, казалось, уже не был в состоянии двинуться с места.

Услышал шум подъехавшего к размыву самосвала, раздраженные голоса людей и тут же одолел охватившее его расслабление, поднялся, сразу ощутив тяжесть своего грузного, уставшего тела, и вышел из штаба.

Первое, что он увидел, был груженный щебнем самосвал, медленно, буксуя в грязи, пятившийся задом к краю плотины. Вдруг машина заскользила облепленными глиной колесами, не удержалась на плотине, съехала по откосу и опрокинулась на бок. Это произошло на глазах работавших на плотине людей, но они ничего не могли сделать. Правдухин велел притащить длинную толстую доску, по ней спустились к машине рабочие, открыли кабину и вытащили водителя — им оказался Алексей Устьянцев. Он был жив, только разбил голову, когда падала машина, и по лицу его текла кровь. Рабочие хотели отнести его в медпункт, но он яростно растолкал их:

— Пустите меня! Руки-ноги целы! А кровь — это кожу содрало!

Он подбежал к стоявшему на плотине бульдозеру, подогнал к машине, зацепил тросом и вытащил ее наверх.

Алексея снова хотели отвести в медпункт, но он упрямо не уходил с плотины:

— Я должен дождаться брата!

Скоро Федор вернулся с бетонного завода. Выскочив из кабины, он увидел окруженного людьми брата со следами крови на лице и схватил его за плечи:

— Алеша, что с тобой?

— Ерунда! Кожу поцарапало! Машину я вытащил, — Алексей указал на искореженный самосвал. — Мне надо с тобой поговорить. Только без людей.

Федор отвел брата в сторону:

— Теперь рассказывай, как же ты свалился.

— Об этом потом! Скажи, Федя, отчего произошла авария на плотине?

— В экран попал мороженый грунт. Не понимаю только, как он мог оказаться в экране?

— Не понимаешь? Так я тебе скажу. Я аварию сделал на плотине! Я мороженый грунт возил! И вся наша смена! — Алексей схватился за голову руками и заплакал. — Сволочь я, Федя! Самая последняя сволочь, вот кто я! Лучше бы мне с машиной в воду свалиться — и на дно!

— Как же это допустил начальник смены? — поразился Федор. — Почему же ты молчал?

Немного успокоившись, Алексей рассказал, что в конце марта, когда стояли сильные морозы и работа шла медленно, заработки упали, Кипарисов собрал смену и сказал, что кровь из носу, а квартальный план надо выполнить, чтобы получить премию, и стал подгонять рабочих: надо поднять темпы, больше кубов класть, поторапливаться на укладке. Он ездил на карьер, ругал экскаваторщиков, что они ему план срывают, требовал грузить машины быстрее. Их смена в ту последнюю неделю марта была ночная, но Алексей заметил, что в его машину грузят много комьев промороженного грунта, и сказал об этом Кипарисову, но тот ответил, что это не имеет значения: в экране мороженый грунт смешается с оттаявшим, утрамбуется и все будет в порядке. В тот же день к нему подошел бригадир Митрофан Пинегин и сказал, что не его, Алешки, ума дело читать наставления прорабу, его дело быстрее возить, что грузят, и не подводить бригадников, если хочет в бригаде работать. Алексей тогда боялся, что его во второй раз уволят со стройки, и никому не сказал о мороженом грунте, и бригада возила его несколько ночей и укладывала как раз в том месте, где размыло плотину. Одна их смена выполнила тогда квартальный план и получила премию.