Николай Мординов - Беда

— Ладно, сынок. Акулина, ты поторопись с чаем!

— Начинает закипать.

Тогойкин повернулся к молоденькой белолицей женщине, хлопотавшей с щипцами в руках около самовара. Она смущенно отвернулась, но, видимо решив, что это может обидеть гостя, повернулась к нему и нарочито сердитым голосом прикрикнула на детей:

— Идите сейчас же спать!

Возле деда копошились мальчишки, один лет шести, второй лет четырех. Старший суетился, стараясь натянуть на ноги младшему торбаса. А тот нетерпеливо дрыгал ногами.

— Ты что это брыкаешься! — добродушно заворчала на него мать.

Старик выдернул малыша из рук старшего и обул его.

Мальчишки подбежали к двери и налегли на нее в четыре руки. Кряхтя и горбатясь от напряжения, они все же отвалили тяжелую дверь, выскочили наружу и начали толкать ее с обратной стороны, чтобы затворить. Тут из-за печки вылез старый пес и, чуть не придавленный закрывшейся дверью, тоже выскользнул во двор.

От самовара кверху потянулись две струйки пара.

— Сынок, а сам-то родом откуда и звать тебя как?

Старик, по-видимому, собирался обстоятельно побеседовать. Он закинул ногу на ногу, извлек берестяную табакерку и пощелкал по ней пальцами.

— Я из Ленского района, зовут меня Николай Тогойкин. А вы сами кто?

— Мы Титовы…

Старик ловко вскочил с места, широко растворил дверь, в которую вошли сперва старый пес, затем два запыхавшихся мальчугана. Они тотчас, смешно растопырив пальчики, стали греть у огня ладошки. Старик вернулся на свое место, раскрыл табакерку, потянул носом, резко закивал головой и громко чихнул. Мальчишки из шалости подпрыгнули кверху. Тут не только сами дети, но и мать, и дед, и гость — все разом засмеялись.

— Сам я Иван Дмитриевич Титов. Это мое законное имя. А по-старинному называли просто Охочий Иван. А который вышел, это Прокопий Титов, мой младший сын, табунщик и охотник нашего колхоза «Рост». Он, конечно, прекрасный табунщик, но охотник, говоря по правде, слабоватый. А это Акулина, моя младшая сноха, специалист по молодому рогатому скоту и мать моих внучат. Этот — Миша, а вот тот, большенький, — Вася, нынче осенью собирается в школу. Братишка их, Владимир, там, за занавеской, на нарах разлегся и спит себе… Э, нет, друг! — внезапно, без всякого перехода, словно продолжая какой-то давний спор, заявил старик. — Нынешние охотники не любят отходить далеко. А какой же ценный зверь забежит к ним на задворки дома? Ценная дичь, она по самым глухим местам бродит, за дальними таежными хребтами…

Откуда-то издалека донесся плач.

— Ребенок проснулся, — произнес голос молодого Титова.

— Слышу! — весело отозвался голос Акулины. — Чаю сам наливай.

Тогойкин очнулся. Он лежал, укрытый теплым заячьим одеялом. Хозяева сидели вокруг стола и чаевничали.

Николай откинул одеяло.

— Как раз и ты проснулся! — приветствовал его старик. — Сперва попей горяченького чаю, потом ложись и как следует выспись.

— Нельзя! — Тогойкин вскочил и ощутил босыми ногами холод пола. — Что это? — Унты его сушились над печкой. Он подбежал, схватил их и начал поспешно обуваться. — Уложили. Укрыли… Вот и заснул…

— И спал-то совсем мало! — послышался из-за занавески голос Акулины, и тут она забормотала что-то невыразимо нежное и ласковое, обращенное уже к сынишке.

— Басыкый мигом примчит сюда само правление. Отсюда всего-то верст десять, не более.

Нежность молодой женщины к младенцу настраивала Тогойкина на домашний лад, и он начал было в душе поддаваться совету старика, но тут же рассердился. Будто в насмешку укрыли теплым одеялом! Да и сам-то он хорош, чуть добрался до тепла, тут же завалился дрыхнуть!

— Нет, я сам поеду! — крикнул Николай и выскочил во двор. Он думал, что уже день, а оказалось — только начинало светать. Значит, он и в самом деле спал недолго. Старый конь, который давеча чуть было не зашиб его, был уже запряжен в сани и с хрустом жевал сено.

Заскочив за дом, он загреб ладонями чистого снега и принялся растирать лицо. Ласковая мать, кормящая за занавеской маленького Володю, мальчишки, распивающие по ночам наравне со старшими чай, громко чихающий маленький старик и «прекрасный табунщик, но слабоватый охотник» — все они были необыкновенно симпатичны и желали ему только добра, укрыв одеялом…

Когда кончик одного уха больно ущипнул мороз, Николай побежал в дом. Он чувствовал себя посвежевшим и даже отдохнувшим.

Люди были удивлены его радостным видом и вопросительно глядели на него. Вытянув рукав, он утер лицо, быстро сел за стол и пододвинул к себе чашку.

— Так… Едем, значит, в поселок?

— Сынок, а если Прокопий один…

— Нет, нет, я сам должен!

— Вы с Басыкыем, видно, не поладили, повстречавшись на дороге? — усмехнулся Прокопий. — Хорошо еще, что ты не гонялся за ним. Он никого, кроме отца и меня, не признает.

— Так он же этого не знал!.. Наверно, хотел дать ногам отдых, — сказал старик, давая понять Николаю, что сочувствует ему. — Пожалуй, вместо Басыкыя легче было поймать Барылана.

— Тот молоденький жеребчик, — вставил Прокопий и вынес из-за печки унты.

Старого коня зовут Басыкый. А тот, что так напугал его своим храпом, — Барылан. И этот дикарь будто мягче и спокойнее старой, заезженной клячи…

— Сынок, так, значит, ты твердо решил ехать?

— Да, конечно, немедленно!

— Ну что же… А по правилу тебе сейчас надо бы поспать… — Старик подошел к печи, сел и с видом обиженного человека наклонил голову.

Акулина вышла из-за занавески и протянула мужу заячьи чулки.

— Возьми, друг, надень, а то ноги отморозишь.

— Не отморожу, тут недалеко. А в случае чего пробегусь маленько. Лучше бы этому товарищу…

— Нет, и я пробегусь.

— Надо бы выспаться, сил набраться, — тихо повторил старик.

— Что ты завел свое — выспаться, сил набраться! — вспылил Прокопий.

— Я ведь хочу, как лучше… — Старик приоткрыл табакерку, заглянул в нее и положил поближе к печке, подогреть. — А что, сынок, за местность, где твои люди остались?

— Ну, отец, вопросам, видно, конца не будет!.. Что ж, товарищ, поедем? — И Прокопий схватился за стеганое пальто, в котором давеча выходил из дому.

— Давай!.. — Тогойкин тоже стал быстро одеваться.

— Надел бы ты доху, — сказала Акулина.

— И то правда! Лучшей одежды не бывает!

Старик продолжал сидеть спиной к огню, низко опустив голову.

Тогойкин почувствовал себя неловко. Он не ответил на вопрос старого человека, и, наверно, тот от обиды сидит так понуро.

— Местность, в которой мы находимся…

— Нет, ребята, вы уж поезжайте, — вставила Акулина. — А ты, друг, скорей одевайся! А то словно в самый Якутск собрался.

— Это глухое таежное место, — снова начал Николай, — за широкой-широкой травянистой низиной. Туда спускается много падей и ручьев…