Николай Мординов - Беда

— Я? А почему бы мне и не поверить?

Не поверил!.. Раз и навсегда решил — то, чего не смог Никуш, не сможет никто. Его друг — лучший из старых якутских охотников, а Николай Тогойкин наиобыкновеннейший из сегодняшних якутских парней. Ведь Тогойкин не соревнуется с Никушем. Пусть он хоть это поймет! И вообще нынешние молодые люди не соперники старшему поколению, а продолжатели проторенных им путей!

— Ну что же ты, Николай, замолчал? Теперь мы и правда скоро приедем, только пересечем этот вот лесок.

— А что же говорить-то? Я попробовал рассказать, что и как было, а ты не поверил…

— Э, нет, друг, я тебе верю! Я просто никак не пойму… В шести верстах южнее Крутой есть еще другая гора, Покатая. Так. Ее мы с Никушем проходили, порой и вовсе не замечая. Но ведь ты вышел, говоришь, на озеро Островное. А в этом направлении другой горы нет, только Крутая… Я, конечно, верю тебе, да только маленько сомневаюсь. Ты ведь и ошибиться мог, местность-то ты не знаешь.

Интересно у него получается. Он и верит и сомневается. А Николай всегда думал: поверить — значит перестать сомневаться. Может, он не понял, может, он не в ладах с родным языком? Как же, должно быть, он плавает в русском языке. Есть же счастливцы, которые знают по десять языков. Хоть бы двумя-то нашими овладеть — якутским и русским…

— Как ты говоришь — и веришь мне и сомневаешься?

— Точно!

— Тогда вот что еще. Уж тут ты, наверно, не только засомневаешься, а просто не поверишь. На острове Островном стоят две лиственницы с обгоревшими вершинами.

— Откуда же прилетел туда огонь?

— Ниоткуда. Деревья долго терлись сухими вершинами, был ветер, вот они и загорелись. Ты тогда и видел этот огонь. Осень-то, наверно, была засушливая и ветреная.

— Так и было… — прошептал старик и долго молча глядел куда-то вдаль. — Так и было… А что же, они так и стоят без макушек?

— Так и стоят…

— На западном краю острова?

— Да, склонились друг к другу и стоят…

Вдоль дорожки, входившей сбоку в тракт, промчался на неоседланном молоденьком сером коне мальчишка и, промелькнув где-то впереди среди деревьев, скрылся.

Они молча пересекли небольшой лесок и стали подъезжать к поселку.

Тогойкин решил, что забежит в правление колхоза и сразу начнет просить, нет, требовать помощи.

— Увидеть бы своими глазами… — задумчиво проговорил старик.

— Что увидеть? — переспросил Николай, уже нерасположенный продолжать разговор.

— Да ту самую гору, то озеро. У нас теперь нет людей, которые могли бы пробраться в Раздольную. Те, кто мог, все ушли на войну.

Басыкый неожиданно свернул к изгороди небольшого домика и остановился как вкопанный. Запыхавшийся серый конек, только что обогнавший их в пути, стоял здесь и нетерпеливо бил копытом.

— Тимофей, может, еще не уходил.

Часто перебирая ногами, старик пробежал дворик и зашел в дом.

Тогойкин остался сидеть в санях. Потом он вдруг вскочил и тоже побежал. Серый конь, испуганно всхрапнув, рванулся так, что затрещала изгородь. Когда Николай подбежал к дому, навстречу ему распахнулась дверь и оттуда выскочил давешний мальчишка лет десяти и побежал куда-то. Николай ворвался в дом. Человек, стоявший возле правых нар, поздоровался с ним, вытянув вперед обе руки, и как-то неловко, тяжело сел. Тогойкин медленно опустился рядом на нары, снял шапку и положил ее возле себя.

Широко раскрыв светло-карие глаза, на него внимательно глядел горбоносый мужчина лет сорока с жесткими рыжеватыми усами. Старик подхватил прибежавшую девочку и сел у огня, посадив ребенка себе на колени.

— Ну, Николай, — сказал он, — Тимофей уже знает. Договаривайтесь сами.

Тогойкин откашлялся и, досадуя на самого себя за излишнее волнение, медленно начал охрипшим голосом:

— Далеко, в тайге, в долине… Как она называется, дед Иван?

— Раздольная! — сказал старик и понюхал затылок внучки. — Отсюда все сто верст, поймите вы это…

— Товарищ! — попросил Тогойкин. — Побежим скорее в правление!

У председателя дрогнули в улыбке рыжеватые усы.

— Пока я добегу… Не нужно тут никакого правления и речей не надо… Надо скорее спасать людей!.. Но почему никто не идет? — сурово произнес Тимофей Титов, дернувшись в сторону двери.

И только тут Тогойкин заметил, что у хозяина нет ноги, что рядом с ним стоят два костыля, прислоненные к нарам. Тогойкин, собиравшийся говорить с председателем требовательно и резко, сразу осекся. Вечно он так. К другим требователен, а сам ничего толком не смог рассказать председателю, даже место, где остались его товарищи, не запомнил. Пришлось спрашивать у старика. А ко всему еще предложил бежать безногому человеку. Ведь старик же говорил ему, что старший сын вернулся с фронта без ноги.

— Летчики оба… — голос Тогойкина дрогнул. — Из девяти живых четверо тяжело пострадали. Особенно бортмеханик Калмыков, не знаю, жив ли он. А летчики оба…

— Понял… Пятнадцать нарт, наверно, хватит. Тридцать оленей. Заводных оленей двадцать. Значит, пятьдесят… Если выехать в полночь…

— Что ты, друг! — Тогойкин, не помня себя, вскочил. — Ведь там же люди погибают! Неужели не понятно?

— Ты, Николай, угомонись! — Услыхав спокойный голос старика, Тогойкин сник и медленно опустился на место. — Успокойся, друг! Олени-то ведь бродят в лесах. Это тебе не лошади, что стоят на привязи. Да подготовиться еще надо.

— А тебе выспаться следует, отдохнуть, — сказал Тимофей.

— Но ведь я сюда не отдыхать пришел!

— Не поспишь — не сможешь вести людей.

— Смогу!

— Пустое, друзья! — тихо протянул старик. — Человек на лыжах сквозь чащобы прибыл. По его пути не пройдут олени.

— А тогда кто же поведет?

— Вот был бы большой Семен…

— Э! — Тимофей нетерпеливо махнул рукой. — Он ведь на войне. Из тех, кто здесь?

— Никто, — уверенно отрезал старик.

— А Прокопий?

— Э-э! Да он же дальше, чем за десять верст, и не ходил.

— Вот, значит, где главная помеха! — Тимофей насупился. — А если кое-где прорубать лес?

— Опять пустое говоришь! — властным голосом перебил старик сына.

У Тогойкина на миг затуманилось создание. Потом лихорадочно закрутились мысли. Как быть? Махнуть на хорошем коне в районный центр? Позвонить в город? Или как можно скорее идти самому обратно к своим, чтобы сообщить, что он дошел до людей, что все будут спасены?

А старик спустил с колен внучку и, склонив голову, тихо заговорил:

— Путь лежит через Березовую и Веничную пади. Там выходишь прямо к Лиственному мысу, затем надо проехать под горой Крутой, потом впадину Ноху и Старой дохи и спуститься вниз по пади Травянистой. Как пересечешь равнину Раздольную, так сразу и найдешь их.

Николай и Тимофей, ничего не понимая, не спускали со старика глаз.