Николай Мординов - Беда

— Сегодня утром, — сказал он, уже кончая разговор, — в райцентр поехал Джергеев. Зачем?.. Да чтобы поскорее сообщить вам новость… Так мы же не знали, что линия уже восстановлена… Да, выходит, напрасно поехал… Тогойкин здесь… Нет, видно, он не склонен отдыхать… Не сказал бы, чтоб очень изнурен… Ну, передаю трубку…

Маркин, которого Тогойкин знал больше понаслышке, приветствовал его прерывающимся от волнения голосом. Он расспросил Николая о состоянии оставшихся в тайге людей, поинтересовался и его самочувствием.

— Ты отдохни.

— Спасибо, товарищ Маркин!

— А мы сейчас переговорим с городом, маленько посовещаемся и помчимся к вам в колхоз. До свидания!

— До свидания!

Титов и Тогойкин собрались ехать. Николай завезет председателя домой, а сам поедет к Ивану Дмитриевичу.

— А почему, Тимофей Иванович, ты не сказал, что Джергеев поехал жаловаться? — спросил Тогойкин, садясь в сани.

— Да не станет он теперь жаловаться! Если бы они не одобрили наши действия, тогда бы он жаловался…

— А как же ты терпишь такого человека?

— А что он мне! Когда-то в молодости он был недолгое время председателем сельсовета. С тех пор и считает, что нет в наших краях равного ему. Нас он ни во что не ставит: дураки, мол, — и все, сами лезут, сами за все берутся, когда можно спихнуть на других. Зато оратор — хоть куда. Ты ведь слышал, как он шпарил про войну…

— А сам-то он был на войне?

— Э, нет… Говорят, у него туберкулез.

— А чем это он все время трещит во рту?

— Это он недавно ездил в город и вставил себе челюсть. Когда рассердится, выталкивает ее языком и стучит об остатки своих зубов. Думает, наверно, что вид у него от этого более грозный.

Остановив Басыкыя у ворот, Тогойкин стал прощаться.

— Да ну, зайдем. Возьмешь немножко продуктов. Отсюда ведь не скоро тронутся обозы. До их приезда накормишь своих товарищей.

У Тогойкина перехватило дыхание. Он широко развел руки, чтобы обнять Титова, затем протянул руку вперед, собираясь горячо поблагодарить его, но не сделав ни того, ни другого, отскочил к узенькой калитке и распахнул ее настежь.

— Пожалуйста, Тимофей Иванович!

Как только они вошли, хозяйка дома Майя выдернула из-под стола старый рюкзак и вытащила из него сначала мешочек, туго набитый мукой, потом с десяток кусков мяса, два кружка мороженого молока, несколько кусочков масла.

— Выскочила я на улицу, оставила ребенка у кирсановских, а Фекла Никитина уже шла в школу. Я тут такой крик подняла! — Майя захохотала… — «Да ты так до смерти человека напугаешь!» — сказала Фекла и, конечно, вернулась домой. Самого Луки Лукича не было. И муку, и масло — все послала Фекла. Она еще хотела дать мяса, но мяса и молока и у нас достаточно!..

— Ну вот и все! — проговорил Тимофей, с трудом сдерживая радость и подскакивая вплотную к столу.

Супруги обменялись взглядами и оба посмотрели на Тогойкина.

А Николай, с удовольствием наблюдая за ними, так и стоял у двери.

Как удивительно может измениться человек! Да еще так быстро! Ведь когда он сюда пришел, Майя показалась ему женщиной медлительной, не очень приветливой, болезненной. А сейчас лицо ее светилось улыбкой, голос звучал ласково и нежно, и выглядела она молодой женщиной с гибкими и мягкими движениями.

— Николай! — обратился к нему Тимофей, словно к давнему другу. — Все это ты возьмешь с собой. Накормишь людей горячим супом и кашей с маслом.

— Соль! — вместо «спасибо» громко выкрикнул Тогойкин и, отскочив от двери, наткнулся на стол. — Соли у нас нет. А масла… масла целый бочонок!..

Титовы глядели на него с явным недоумением.

Сбивчиво рассказывая, откуда у них так много масла, Тогойкин сначала сунул в рюкзак мешочек с мукой, аккуратно уложил примерно половину мяса, а все остальное отодвинул.

— Молоко возьми, друг.

— Нет!

Тимофей вырвал у него рюкзак и сложил в него все мясо.

— Говорю тебе, что суп полезнее всего, суп их спасет! Ну что ты за человек!.. Майя, соли!

Не обращая внимания на возражения Николая, Майя поставила на стол одновременно и чай и суп. Тогойкин, держа на коленях шапку и обжигая рот, похлебал немного супу, поднялся, торопливо пожал хозяевам руки, схватил рюкзак и выскочил из дому.

В молодом лесочке еще около поселка ему навстречу попался старик Титов. Пришлось остановиться.

— Ну что, едешь, сынок?

— Еду! — ответил Тогойкин, раздосадованный тем, что пришлось задержаться.

— Сани хороши! Только парочку пришлось маленько подтянуть.

— Ладно, — сказал Тогойкин, не совсем еще понимая, о каких санях рассказывает ему старик, и тронул коня.

— Погоди-ка, Николай… — По склоненной набок голове, по взгляду, выражавшему просьбу, по взволнованному голосу было понятно, что старик решился на важный для него и откровенный разговор. Тогойкину стало как-то не по себе. Он молчал, не сводя глаз со старика. — Николай, сыночек, ты скажи мне все, как оно было, по правде… Мы ведь на оленях все равно там проедем под самой Крутой…

Он стоял и ждал, готовый обидеться, если Николай сболтнул в расчете на то, что старик никогда не сможет проверить его, или искренне, всем сердцем, обрадоваться, если все рассказанное было правдой. Взгляд старого Титова выражал одновременно и суровое требование и горячую просьбу: если ты солгал, лучше сознайся и избавь старика от горькой обиды, а себя от черного позора.

— Правда! — просто сказал Тогойкин. — Все правда. Зачем бы я стал тебе врать…

— Так, сынок, пусть будет так… А ну, Басыкый!..

Въезжая в лес, Николай оглянулся. Старик все еще стоял посреди дороги, глядя ему вслед.

Когда Басыкый возвращался домой, можно было забыть про вожжи, он и так не сбавлял хода, шел равномерной путевой рысью. А Тогойкин обдумывал и вспоминал весь свой сегодняшний день. Честно говоря, не за что ему было себя хвалить, зато было много такого, что заслуживало порицания. Нелепо он себя вел. Не умеет он разговаривать с людьми!

Когда он буквально падал в сонном бреду, добрые люди уложили его и дали возможность чуточку соснуть. Но вместо того чтобы поблагодарить их, он разозлился, не пытаясь скрыть свою обиду. Хотя именно этот короткий отдых и дал ему облегчение. А как он вел себя, когда старик начал расспрашивать, где стряслась беда? Подумать страшно, что было бы, если бы старик не расспрашивал. Он добрался бы до правления и бормотал бы: «Мы находимся на краю широкой низины». Но сколько таких широких низин в тайге! Хоть ты перечисли все ручьи и речушки, рощи и озера вокруг той самой низины, не нашли бы ее люди, сроду там не бывавшие.

Нет, лучше об этом не думать. Дрожь начинает пробирать.

Чтобы отвлечься, он стал оглядывать долину. Кругом лежал чистый, искрящийся снег. Солнце играло по обеим сторонам дороги световыми вспышками, и казалось, что они перемигиваются. В выбоинах и впадинах свет мерк, а на холмиках снова вспыхивал. Белые лошади из табунов, жирующих между косматыми ивами, почти сливались со снегом. Правда, если приглядеться, их отличал слегка желтоватый оттенок. В стороне среди темных ив замелькала стая белых куропаток. Тогойкин немного успокоился и, устроившись поудобнее, тронул вожжи. Басыкый согласно кивнул головой и помчался резвее.