Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

— Спасибо тебе, Джино, — опять сказала Анна. — Я верю тебе.

Ей хотелось ему верить. Ей почему-то казалось, что Джино и ее Алешка должны чувствовать одинаково. Она, правда, не могла представить себе своего Алешку вот таким же взрослым человеком, как Джино, Алешка оставался мальчишкой, но, думала она, мать всегда остается матерью, сын всегда остается сыном. Разве это не мудрая истина?

Джино говорит, что, по крайней мере, написал бы матери, что ненависти к ней не питает… Да разве ей этого было бы мало? За каждое такое слово она готова отдать десяток лет жизни.

И еще раз Анна сказала:

— Спасибо тебе, Джино. Теперь я ему напишу.

Перед уходом Джино вытащил из кармана сверток и положил ей его на колени:

— Возьми. Это деньги для Паоло Бассо. От его друзей. Только не говори ему ничего…

Иногда Анне казалось, что она физически ощущает, как уходит ее жизнь. И дело было не только в том, что с каждым годом голова ее становилась белее, а морщины глубже — этого можно было не замечать. Но не замечать, как все быстрее и быстрее пустеет ее душа, Анна не могла. Теперь очень часто даже то, что раньше казалось ей чем-то важным и существенным, не трогало ее. А те редкие взрывы чувств, которые еще временами встряхивали Анну, были скорее похожи на далекие отблески грозы, чем на саму грозу: что-то сверкнет, где-то что-то прогрохочет — и снова тишина. Не та тишина, в которой человек отдыхает после бури, а та, в которой, как в омуте, застывают мысли и желания.

Из прачечной Анну выгнали. И произошло это по вине самой Анны.

Среди постоянных клиенток синьоры Цокки, которыми она особенно дорожила, была некая молодая особа по имени Армида Цампиери. Обычно готовое белье Армиде относила тетушка Джилья. Но как-то, вызвав по телефону синьору Цокки, Армида сказала:

— Сегодня пришлите ко мне русскую прачку. Как ее зовут?.. Аннина? Вот-вот, именно она мне и нужна. Пусть придет к семи вечера. Вам все понятно, синьора Цокки? Чао!..

Взяв корзину для белья, Анна не спеша направилась на улицу, где жила Цампиери. С залива дул холодный ветер, оттуда несло промозглой сыростью, и Анна куталась в свою старенькую шаль, пряча руки в рукава такой же старенькой, выцветшей кофты. С самого утра она проглотила всего чашку кофе с тонким бутербродом из сыра и сейчас ощущала легкое головокружение.

Анну встретила служанка.

— Иди. Да смотри, не вздумай ничего стащить, — сказала она и посторонилась, словно боясь испачкаться об Анну.

Анна так и вошла в теплую, сплошь забитую новой дорогой мебелью комнату: с корзиной на руке, закутанная в рваную шаль, в расползшихся, давно не чищенных туфлях. Вошла и точно окаменела: за столом, уставленным закусками и бутылками с вином, сидели разодетые смеющиеся мужчины и женщины. На мгновение все они смолкли и бесцеремонно уставились на Анну. Потом Армида воскликнула:

— О, наконец-то ты пришла, Аннина! А я-то думала, что по пути ты заглянула в какую-нибудь кантину и сидишь там, посасывая «гриньолино».

Анна сняла с руки корзину, поставила ее на пол и обеими руками вывернула карманы своей кофты.

— В таких случаях русские говорят: «У меня в кармане — вошь на аркане». И зашла бы в какую-нибудь кантину, да побоялась, что в счет оплаты за «гриньолино» с меня снимут вот эти туфли. А им ведь цены нет, посмотрите на них, синьора Армида.

Армида весело рассмеялась:

— Замечательно, Аннина! Как ты сказала? «В кармане — вошь на аркане?» Это просто замечательно! Не правда ли, синьор Меркулов!

Она взглянула на человека, сидевшего в кресле с сигаретой в руке. Анна тоже посмотрела на этого человека. Синьор Меркулов был, конечно, русским. Анна сразу это поняла. Она также сразу поняла, что ее позвали сюда именно для него. Армида приготовила синьору Меркулову сюрприз. И кажется, он доволен выдумкой хозяйки: на его лице улыбка.

— Да, это замечательно, — вполголоса проговорил Меркулов. — Замечательно еще и то, господа, что наши русские никогда не унывают. Даже тогда, когда им очень трудно… Слушай, женщина, правду ли говорят, что муж твой был советским командиром, летчиком?

— Меня зовут Анной, — сказала Анна. — Фамилия моя Луганова. Если вы русский и жили в России, вам должно быть известно имя северного летчика Клима Луганова.

— Я русский, — сказал Меркулов. — И так же, как ты, когда-то жил в России. Но Клима Луганова я не знаю. Ты уж не сердись на меня за это, женщина. — Он насмешливо улыбнулся и затянулся сигаретой. — Не будешь сердиться? Я не хочу тебя обидеть. Ты, кажется, голодна?

— Да, я голодна, — не отрицала Анна. — И не отказалась бы присесть за стол.

Армида кивнула служанке, и та придвинула к Анне стул, потом поставила перед ней прибор.

Анна помедлила только секунду. Затем быстро сбросила с себя шаль, положила на тарелку колбасы, сыру, креветок и налила полный бокал вина. «Плевать мне на всю эту шваль! — подумала она. — Пускай глазеют сколько им влезет, пускай смеются, меня от этого не убудет. Наемся до отвала. Жаль только, что ничего нельзя будет прихватить для Паоло Бассо».

Кто-то сказал:

— Когда человек долго ничего не ел, ему нельзя так набрасываться на еду. Может быть плохо…

Анна ничего не ответила. Снова налила бокал вина, выпила и принялась за куриную ножку.

В голове у нее изрядно шумело: бокалы были большие, и ту грань, когда рассудок мог что-то подсказать, Анна уже перешла.

— Может быть, тебе действительно довольно? — спросила Армида.

— Нет, нет, пусть продолжает, — сказал Меркулов. — Не надо ее останавливать… Мне, господа, знакомо чувство голода. В Сибири, где я отбывал ссылку, я через все это прошел.

Он встал, налил себе вина и, подняв бокал, взглянул на Анну:

— Ваше здоровье, синьора Луганова. За русских людей, обретших свободу на чужбине… За настоящих русских людей!..

Анна молчала. Мысли ее путались от вина, но в этом хаосе она старалась отыскать что-то для нее очень важное, пыталась ухватиться за какую-то нить, которая должна была привести ее к решению сложной задачи.

Синьор Меркулов… Синьор Меркулов… Синьор Евгений Меркулов… Почему Евгений? Ведь здесь его по имени никто не называл! Или она сама выдумала это имя?

Анна сказала:

— За настоящих русских людей, синьор Евгений Меркулов…

Он посмотрел на Анну удивленно и, как ей показалось, растерянно:

— Вы знаете мое имя, госпожа Луганова?!

Значит, Евгений… Синьор Евгений Меркулов… Продираясь сквозь туманный лабиринт мыслей, Анна, наконец, вышла на тропку. Ну, как же она не вспомнила сразу? Ведь Винченцо так злился, когда посылал ее к Меркулову, а она отказывалась к нему идти!

— Этот человек — настоящий буржуа! — говорил Винченцо. — Поплачь перед ним — и он раскошелится. Ты ведь его соотечественница.