Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

«Как я буду здесь жить? — подумала Анна. — Испытывать вечный страх, каждую минуту дрожать от этого страха? Не лучше ли сейчас же уйти отсюда?»

Она мельком взглянула на свой чемоданчик, но старик, перехватив ее взгляд, поднялся с кушетки и сказал:

— Нет-нет, синьора Анна, я не отпущу вас. Вы чем-то напуганы? Это я виноват? Слушайте, синьора, не обращайте на меня внимания! Если вы думаете, что перед вами безумный человек, то вы ошибаетесь. Посмотрите вокруг и вы убедитесь, что не я, а мир безумен… Не уходите, синьора, умоляю вас… И обещаю, что никогда не буду мрачным. Смотрите, я уже и сейчас улыбаюсь… Смотрите, синьора…

Он вплотную подошел к Анне и, глядя в ее лицо, улыбнулся жалкой, вымученной улыбкой. Анне показалось, что в глазах старика она заметила слезы. И она тоже улыбнулась.

— Я никуда не собираюсь уходить, — сказала Анна. — Мне некуда уходить. И ничего такого я о вас не думаю, синьор Паоло… Все будет хорошо…

— Да-да, все будет хорошо, — подхватил старик. — Уверяю вас, что все будет хорошо… Скажите, синьора Анна, вы не станете возражать, если я сбегаю за бутылочкой «бароло»?

— Конечно, — ответила Анна. — У меня тоже есть немного денег, давайте-ка в складчину.

Но Паоло Бассо не хотел никакой складчины. Угощать будет он один. У него сегодня великий день, сказал старик. День, который надолго ему запомнится. Разве это трудно понять?..

Он ушел, и Анна осталась одна. С залива надвинулись густые сумерки, незаметно вползли в лачугу, и Анне показалось, что они отгородили ее от всего мира. Сумерки и она — больше ничего нет. И ей больше ничего не нужно. Она готова сидеть вот так до конца своих дней, сидеть, плотно укутавшись в темноту. Лишь бы ее никто не трогал, никто не мешал бы ей всегда оставаться одной…

Анна достала из сумочки сигарету, закурила и сразу закашлялась. Сумерки стали совсем плотными, почти осязаемыми. Теперь она видела только огонек своей сигареты и больше ничего. Тусклый, угасающий огонек. Она бездумно смотрела на него, медленно, устало покачивая головой…

И все же здесь Анне было лучше. Постепенно она привыкла к старику, ей даже казалось, что она по-настоящему привязалась к нему, и его безумство не только не мешает ей жить, но каким-то образом помогает бороться со своей тоской.

Странное дело, Паоло Бассо, презирая всех, кто так или иначе был связан с фашистами и их пособниками, никогда не переносил своего презрения на Анну. Он знал об Анне все, она сама обо всем ему рассказала, но ему никогда и в голову не приходило в чем-то ее обвинить, возложить на нее ответственность за ее прошлое. Наоборот, он считал ее жертвой и смотрел на нее как на человека, который пострадал от фашизма точно так же, как пострадал он сам. Это Анну немало удивило.

Спустя месяц после того, как Анна переселилась во «дворец» Паоло Бассо, старик сказал:

— Синьора Анна, если вы не возражаете, завтра ко мне в гости придут мои друзья. Мои единомышленники! — высокопарно отрекомендовал их старик. — Люди, которые ненавидят власть несправедливости, коррупции и беззакония. Поверьте мне, синьора Анна, именно за этими людьми будущее мира. Мы с вами скоро уйдем, а они поведут человечество вперед. У них завидная судьба, синьора Анна, это люди, которые будут взрывать вулканы. Земля давно беременна взрывом, и кто-то должен поджечь фитиль. Как подожгли его у вас, в России. Вы меня понимаете? Вы хотели бы дожить до этого взрыва? Чтобы вокруг вас — огонь, дым, горящая лава, все сметающая на своем пути. И очищающая землю от скверны…

— Эти люди — террористы? — наивно спросила Анна.

— О нет! Они отвергают террор. Почему — я не знаю. На их месте я его не отвергал бы. Земля, не политая кровью, плохо родит.

На другой день, возвращаясь домой, Анна заглянула в магазин, чтобы купить для гостей пару бутылок кислого, точно уксус, «кьянти», немного колбасы, хлеба и кофе. Ей жаль было тратить деньги, но в то же время хотелось показать себя гостеприимной хозяйкой и сделать приятное Паоло Бассо. Увидев в магазине русскую водку, Анна, подумав, купила бутылку и этой водки.

— Пировать так пировать! — сказала она с горькой улыбкой.

Старик несказанно обрадовался ее покупкам. Он вообще в этот день был в приподнятом настроении. Надев старый, излатанный, но тщательно отглаженный Анной костюм и чисто выстиранную белую рубашку, Паоло Бассо ходил по комнате, прислушиваясь к каждому шороху и поминутно спрашивая у Анны:

— Идут?

Они пришли, когда было уже совсем темно. Услышав голоса за дверью, Анна придирчивым взглядом окинула накрытый стол. Все было хорошо. Крайне убогая обстановка Анну ничуть не смущала. Она уже привыкла к нищете и часто даже не замечала ее.

За дверью раздались голоса, и Анна узнала голос Джино. В первое мгновение она растерялась — как она встретится с ним?

Первым вошел Арриго Мангано. Увидев Анну, он обернулся и весело крикнул:

— Джино, мерзавец, ты почему не предупредил, что тут нас поджидает дама?

— Дама? Какая дама?

— Заходи, Джино, — сказала Анна. Она все-таки сумела взять себя в руки и теперь даже улыбнулась, глядя на смутившегося Джино. — Заходи, не бойся, никто тебя здесь не съест. А это синьор Кармелло Моррони? И синьор Реголи? Господи, правду говорят, что мир тесен… Чего ж вы стоите, Кармелло?

Трудно было представить, как они разместятся в такой крохотной комнатушке. Однако все обошлось. Кто-то сел на ящик, кто-то умостился на перевернутом вверх дном ведре. Джино устроился рядом с Анной и Паоло Бассо на кровати.

Старик, целый день живший ожиданием этой встречи, как-то неожиданно сник. Наверное, он растратил слишком много душевных сил, и теперь их ему явно не хватало. Поглядывая на Анну, он вымученно улыбался, и в его глазах она читала молчаливую просьбу все дела взять на себя. А она и сама с великим трудом преодолевала скованность и смущение.

Выручил Джино. Как только все уселись за стол, он весело сказал:

— Аннина, если бы ты забыла купить русской водки, мы никогда тебе этого не простили бы. А сейчас… Ты разрешишь мне за тобой поухаживать?..

Он искусно ударил ладонью по донышку бутылки, как это делают многие русские, и, проследив, как далеко полетела пробка, опять засмеялся:

— Высший класс! Подставляйте, товарищи, рюмки. И первый тост — за родину Аннины. За далекую и близкую всем нам страну. Ты не возражаешь, Аннина? Давай, я налью тебе первой…

Она вся сразу сжалась и подумала: «Вот и опять начинается все сначала. От этого никуда, оказывается, не убежишь, как не убежишь от самой себя».

Анна резко обернулась к Джино и глухо сказала:

— За мою родину? Что ж, хорошо. Только за мою родину так не пьют. Она глазами показала на свою рюмку, наполненную только наполовину. — За мою родину пьют по полной… Ну, чего ж ты смотришь на меня? Наливай!