Виктор Астафьев - Пермский рассказ

Анна Семеновна ответила ей короткой рассеянной улыбкой. Думала: что же делать с гостями? Откладывать примерку не хотелось.

— Да вы о нас не беспокойтесь, — сказала старуха, узнав, что ее затрудняет. — Я к Кланьке пойду. А Семеновна пусть со мной прогуляется. Отдохнем, я ее и приведу.

И старуха добрым, жалеющим взглядом окинула Анфису. Когда Анфисе растолковали, куда надо пойти сейчас, она с радостной готовностью закивала головой.

— Ладно, ладно! Я на дома погляжу. Котомки только возьми.

Отнеся вещи в квартиру и проводив гостей до угла, Анна Семеновна поспешила в мастерскую.

Против ожидания, там задержалась долго и ушла недовольная. Как ни упрашивала заведующего сшить пальто к празднику, — отказал: много заказов. Думала с закройщиком наедине сговориться, но упустила момент. Его вызвали куда-то, напрасно прождала чуть ли не час. Уж подходя к дому, вдруг вспомнила об Анфисе.

В кухне лежали баул и мешок из синей домотканой холстины; Анна Семеновна пощупала мешок: чем набит? Что-то большое и мягкое. Понюхала — будто мясом сырым отдает. Вымыв руки, стала готовить обед. Очищая картошку, озабоченно соображала: где будет спать Анфиса? Устроить ее в той комнате, где спят Гера и она, неудобно. Анфиса, наверное, и сейчас бормочет во сне. Если в кухне (лучше всего бы) — обидится, пожалуй…

Приезд сестры почему-то больше беспокоил, чем радовал, хотя не видались они почти десять лет. В последний раз Анна Семеновна была в Липовке в сорок четвертом году, когда училась на третьем курсе педагогического института. Ехала к Анфисе как к родной матери. С годами связь с Липовкой ослабела. По окончании института побывать в деревне не пришлось: устраивалась на работу. А потом и вовсе оторвалась от дому. Не до того было: замужество, ребенок, хлопоты по квартире. С Анфисой переписывалась редко. Писать, по существу, было не о чем. В школе проработала недолго — три года. И сейчас, когда ребенок начал ходить в сад, жизнь текла в узком домашнем русле. Квартира да рынок. Изредка, если у мужа выдастся свободный вечер, — театр или кино. Но чаще всего она сидит дома. И дни похожи один на другой.

Анфиса мало писала о себе, больше о том, кто из знакомых девчат вышел замуж, у кого родился ребенок, кто умер. Из ее коротких листочков, покрытых крупными карандашными буквами, трудно было даже узнать, что она делает. Прежде была на разных работах: «куда пошлют».

Приезд сестры нарушал привычный распорядок жизни, а ее дорожная котомка и баул, забрызганные грязью, уже одним своим видом вызывали неясное беспокойство.

Часы показывали шесть. Анна Семеновна сходила за сыном и на улице долго вглядывалась в прохожих — не идет ли сестра?

Вскоре пришел муж. Развернув газету, задал свой всегдашний вопрос:

— Ну, что нового?

— Анфиса приехала.

— Анфиса? Где же она?

— Старуха одна увела ее к себе.

— Старуха?

Он ничего не понимал. Когда она рассказала ему все обстоятельства встречи, спросил:

— Ты, кажется, не рада?

— Рада, как не рада. Сестра родная. А все-таки что-то беспокоит, чем-то недовольна. Вот не знаю, куда ее уложить спать.

— Проблема, — муж засмеялся. — Я могу перейти на диван, а она там. — Он показал на свою комнату.

— Нет-нет. Пусть спит на диване.

Анфиса явилась уже в сумерки в сопровождении Ивановны. Обе они степенно осмотрелись по сторонам и подставленные им стулья отодвинули подальше от ковровых дорожек.

— Вы уж не обижайтесь, что поздно, — сказала старуха. — Племянница задержала. Как раз у нее пельмени капустные были. Поели да чаю попили, вот время-то и пролетело. Семеновна шибко рвалась к вам, я побоялась одну ее отпустить. Глухая, а тут машины, все может случиться.

Анфиса с напряженным вниманием следила за движением ее губ.

— На машине ехали сюда, потом на пароходе, — громко, с нотой вызова в голосе, сообщила она. — Машина повезла, только сгуркала. Я сказала себе — не буду бояться, и поехала. Бояться, так с места не сдвинешься.

Все засмеялись, не столько над ее словами, сколько над тем, с каким решительным лицом и размахом руки произнесла она эти слова. Анфиса тоже засмеялась и заговорила еще громче.

— Меня отговаривали бабы: «Издержишься за дорогу». Я говорю: «Деньги все одно летят. Сейчас не съезжу — никогда не съезжу. Хоть сестру увижу, узнаю, как она живет». На шубу берегла деньги. А что шуба? Старая с плеч еще не сваливается, пробегаю эту зиму.

Анна Семеновна поспешила переменить тему разговора. Сказала сыну, с любопытством посматривающему на гостей:

— Гера, подай ручку тетям.

Гера не торопился отойти от матери. Стоял, не спуская с них черных внимательных глаз.

— Не хочет, — заметила старуха.

— Гера! — сказала Анна Семеновна уже строго. — Подойди и поздоровайся!

Мальчик нехотя сдвинулся с места. Анфиса, вложив нежную ручонку в свою широкую грубую ладонь, притянула его к себе.

— Смугляк. В отца, видно. Наша порода белая телом.

Посидев немного, старуха заторопилась домой. Наклонившись к Анфисе, крикнула ей на ухо:

— Приходи к нам. Найдешь дорогу-то?

Анфиса рассмеялась:

— Не найти мне.

— Я приду за тобой, — крикнула старуха и ушла.

Из кабинета вышел муж. Поздоровался с Анфисой и, присев около нее, с уважительным вниманием стал расспрашивать о колхозной жизни. Анфиса отвечала не стесняясь, хотя она впервые видела этого широкоплечего, начавшего рано толстеть, человека с большими черными очень ясными и добрыми глазами.

— Укрупнение у вас было, конечно? — спрашивал он.

— Было, как не было. С «Первомаем» соединились.

— А председатель хороший?

— Дело свое ведет.

Виктор Михайлович повторил последние слова и, лукаво блеснув глазами в сторону жены, сказал:

— Отвык разговаривать с народом… Нехорошо…

Как ни охотно отвечала Анфиса на вопросы хозяину, все-таки заметно было, что они тяготили ее. Хотелось ей поговорить с сестрой о своем, душевном. И как только Виктор Михайлович, закурив, сделал паузу в расспросах, она прошла в кухню и там, порывшись в бауле, вытащила парусиновый, перемятый в дороге, костюм.

— Мне Настька Устиниха шила, — радостно выкрикнула она, раскинув его перед сестрой. — Пять рублей взяла. Теперь франтить буду. Настька-то замуж вышла за Антонку Иванова из «Первомая». Право, право! Ничего парень. С армии пришел. А Раиска Морозова еще не вышла замуж. Ходит с Алешкой Прохоровым. Скоро, знать-то, просватанье будет. Нынче уж две свадьбы сыграли у нас.

Анфиса говорила с каким-то особенным нажимом на каждой фразе. Прокричит с силой два-три слова, помолчит немного, словно собираясь с духом, и опять выпалит.

— Тебя поминают наши. Говорят: «Вот Нюрки нет, попасла бы она овечек». Шибко тобой довольны. Ждут, когда ты приедешь. Забыла, поди, как овечек пасла?