Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

— Куда?

— В Юркалне.

— Как мне дать знать об этом Герцогу и Вилису?

— Герцог от Доктора направится прямо в Юркалне, а Вилису Кронкалну уже ни к чему знать что-нибудь.

— Почему?

— Вилиса Кронкална вчера застрелили партизаны.

Не обернувшись, уполномоченная Гинтера вышла вон.

По дороге в Юркалне Лейнасар узнал правду. Шофер рассказал. Только предупредил: не проговоритесь. Если у Лейнасара зайдет с кем-нибудь разговор об этом, пускай держится официальной версии. Застрелили красные партизаны, и баста. А то Себрис шутить не любит.

Весть о смерти Вилиса вызвала у Лейнасара странное чувство. Он не воспринимал это как утрату. Его снова и снова одолевало недовольство всем миром. Все так нелепо. Но Вилис рано или поздно должен был нехорошо кончить. Он все больше и больше отклонялся от избранного пути. И куда бы это привело его? Разумеется, только навлек бы беду на себя и на него, Лейнасара. Смерть Вилиса, пускай она и страшно нелепа, все-таки убережет его, Лейнасара, от неожиданностей в будущем.

На мгновение в нем шевельнулось и другое чувство: значит, он теперь остался один, один-единственный из всех, надеявшихся весною достичь за морем берега далеких надежд. Такого берега, наверно, вовсе и нет. Чем дальше развиваются события, тем дальше ускользает этот воображаемый берег. Вилис все-таки остался здесь? Да, остался. Значит, весенняя поездка для Вилиса была напрасной. А для него? Какому черту это известно?

И почему эта гусыня явилась к нему как раз вчера? Сразу после того, как застрелили Вилиса? Присмотреться к нему? Проверить его настроения? Наверное, нет, а то он заметил бы что-нибудь. Или ей просто некуда было деваться?

В Юркалне каждый жил своей маленькой жизнью, с одной-единственной целью — убежать, удрать. Судьбою других никто не интересовался.

В последнее время Юркалне превратился в главный «порт», из которого отплывали в Швецию. Место это было удобно тем, что здесь хозяйничали отряд Себриса и подкупленные литовцы. Немцы вот уже месяц не появлялись. Несколько усадеб почти вплотную прилегали к морю — не бросались так в глаза лодки и толпившиеся вокруг них люди.

До самой середины ноября в Юркалне приходили лодки из Швеции. «Бамбали», «Малые Лацисы» и все остальные усадьбы были полны народу. В Юркалне находились связные из многих дальних усадеб. Как только появлялась какая-нибудь лодка, они сообщали об этом своим. Сеть связи простиралась на 20—30 километров.

В штабе Доктора Юркалне называли «Детским садом».

Точно как в Гриниеках и других местах, юркалнские рыбаки конкурировали с Доктором. Гинтер распоряжался посадкой пассажиров на «официальные» лодки, которые циркулировали по ориентирам радиосвязи. Он пытался подчинить своему контролю и те рыбацкие лодки, которые действовали на свой страх и риск. Шла тайная, безмолвная борьба, в которой обычно брали верх рыбаки. Они водили за нос уполномоченных Доктора — себрисовских бандитов. Тайком собирали золото и драгоценности, тайком назначали место отплытия, тайком грузились и уезжали. Все же нередко себрисовским молодчикам удавалось блокировать лодки рыбаков и посадить на них хоть часть пассажиров Доктора.

На первых порах Лейнасар поселился в «Бамбалях». В Юркалнской сутолоке, не многим отличавшейся от гриниекской, поддерживать регулярную связь было трудно. Лейнасар целыми днями слонялся без дела. Спасаясь от холодного ветра, он кутался в немецкий армейский плащ, присланный ему после неоднократных жалоб Карнитисом.

Однажды под вечер у берега появилась большая моторная лодка Парейзниеков. В сущности это был небольшой катер. Отец и сын Парейзниеки были наиболее ловкими из рыбаков, промышлявших переправой на другой берег. Парейзниеки яростнее остальных сопротивлялись гинтеровским ограничениям. Дело дошло до того, что молодой Парейзниек однажды швырнул в море себрисовского бандита, пытавшегося загрузить всю лодку людьми Доктора. Парейзниеку пришлось немало заплатить, чтобы откупиться от неприятных последствий. Юркалнцы с нетерпением ждали «парохода» Парейзниеков. Беда была только в том, что Парейзниеки курсировали очень нерегулярно. Все зависело от того, за какое время отец и сын спустят в Швеции полученные от пассажиров деньги. Раньше они домой не возвращались.

Как только подходил и бросал якорь «пароход» Парейзниеков, вдоль берега начинали сновать лодки местных рыбаков — Трумера, Осиса, Бамбалиса и Кузмура, переправлявших пассажиров на катер. Собирались и любопытные — местные подростки. Сегодня вечером наконец должна была решиться судьба булочницы Рейхман. Уже дважды она пыталась забраться на палубу «парохода», но безуспешно. Молодой Парейзниек уже сказал, чтобы она убиралась, но у старого сердце оказалось более жалостливым, и он согласился еще раз попытать счастье.

Сопровождаемая юркалнскими мальчишками и поддерживаемая своим тщедушным супругом, из «Бамбалей» выплыла матушка Рейхман. Старый Парейзниек утверждал, что в ней килограммов сто девяносто — двести, не меньше. Возможно, он преувеличивал, но по своему объему мамаша Рейхман не уступала маленькой сельской баньке.

Ей одной оставили лодку Осиса и дали в помощь троих мужчин, вооруженных канатом и специально сконструированным для этой цели сиденьем из досок. Слегка покачиваясь на небольших волнах, лодка с матушкой Рейхман подошла к «пароходу» Парейзниеков.

Лейнасар наблюдал. Уже стало прохладно, а посадка все продолжалась. Казалось, что вот-вот историческое событие свершится и булочница окажется на катере. Однако считать так было преждевременно. Лебедка медленно поднимала на борт сидевшую на доске, обмотанную канатами пассажирку. Но вдруг ноги ее уткнулись в борт, задрались кверху, и матушка Рейхман с криком кувыркнулась назад. Хорошо, что Осис и еще кто-то подхватили ее, и она отделалась легкими ушибами. Теперь лопнуло терпение и у Парейзниека-старшего.

Он махнул рукой, вернул булочнику половину платы за переезд, оставил другую половину себе — за хлопоты и честность.

Сама матушка Рейхман не очень горевала. Только пыхтела и отдувалась, приговаривая:

— Боженька не хочет, боженька не хочет, против воли боженьки и пытаться нечего.

Так матушке Рейхман не довелось увидеть Швеции, и когда она через некоторое время впервые пригласила гостей — по случаю назначения мужа мастером в одну из крупных рижских кондитерских, — то, улыбаясь во все лицо, говорила:

— Хорошо, что у меня тогда ноги зацепились и я свалилась назад в лодку Осиса.

Лейнасар увидел в дюнах какого-то мужчину средних лет. Незнакомец торопливо развел костер. Затем он опалил полуобщипанную курицу. Человек этот в страшной спешке готовил себе харчи в дорогу. Курица досталась ему нелепым образом. К берегу он подъехал на телеге, и как раз в тот момент, когда Парейзниек распродавал последние места.