Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

Все выслушали это сообщение в мрачном молчании. Один Тирлаук не мог молчать. Видимо, опять хватил лишнего. Он встал и, тыча кривым грязным пальцем в Гинтера, полез в ссору.

— Стало быть, нет больше денег?

— Нет, — спокойно ответил Гинтер.

— У вас-то, может, и нет, а откуда вам известно, что у наших в Швеции тоже нет? Насколько я знаю, у них там денег куры не клюют.

— И там нет денег. Могу показать радиограммы.

— Вон что! В таком случае я хотел бы знать, кто прикарманил все деньги?

— Какие деньги?

— Зачем вы притворяетесь? Позвольте в таком случае напомнить вам. Давно ли Салнайс получил от комитета помощи военным беженцам пятьдесят тысяч шведских крон на перевозку прибалтийских военных беженцев в Швецию? Этот факт известен всем присутствующим.

— Известен, известен, — проворчал Карнитис.

— Ладно. Но известно ли, что для получения этих денег и реализации определенных целей создан особый фонд и назначено правление фонда?

— Известно, — опять пытался успокоить разгорячившегося оппонента Карнитис.

— Прекрасно! А кто вошел в правление этого фонда?

— Личности тут не имеют значения, — вставил Гинтер, догадываясь, что разговор этот грозит новыми неприятностями.

— Имеют! Только эти личности и могли разворовать деньги!

— Я попросил бы!.. — вскочил Гинтер.

— И я попросил бы! В правление фонда пробрались сам Салнайс и, заметьте себе, господа, его супруга, затем Феликс Циелен, генерал Вернер Тепфер и Леон Силинь. Знаете, господа, единственный из всей этой компании, о ком я могу сказать, что он не вор, — это мой друг Силинь, но я, честное слово, все-таки не советовал бы вам одалживать ему часы. Ну, теперь вам, господа, ясно, кто украл эти пятьдесят тысяч крон?

Гинтер снова вскочил:

— На официальном заседании я такие глупости допускать не могу!

— Тогда незачем болтать, что денег нет!

— Я попрошу вас оставить заседание!

— А я попрошу не рассказывать мне небылиц!

Карнитис еще раз попытался спасти положение:

— Видимо, тут какое-то недоразумение. Господин Тирлаук не принял во внимание, какой размах за последние месяцы приняли перевозки. Кроме того, господин Тирлаук не представляет себе, во что каждая такая перевозка обходится.

— Я все принимаю во внимание и все представляю себе. Сколько бы эти перевозки ни стоили, но пятьдесят тысяч крон на них все равно истратить нельзя было. Это ясно. А украсть денег можно столько, что и печатать их не успеешь. Вот где собака зарыта!

Карнитису надоела роль примирителя, и он уже не вмешивался. Он и сам понимал, что немало денег ушло на сторону. Карнитис очень хорошо знал, что расходы в основном покрывались совсем другими инстанциями, которые субсидировали перевозки беженцев через шведско-латышский комитет помощи. Не исключено, что и на имя самого Гинтера в Стокгольме лежит какая-то часть этих 50 000 крон. Откуда знать? Во всяком случае, от фонда этого неважно попахивало, Тирлаука нюх не обманывал.

Своими откровенными выступлениями Тирлаук сорвал собрание. Ни о чем не договорившись, участники заседания разошлись. Но Тирлаук был наказан. Его не взяли ни на одну из тех немногих лодок, которые еще уходили в Швецию осенью, зимой и весной, до самой капитуляции. Похождения Тирлаука в Латвии продолжались еще довольно долго и после окончания войны.

Эти обстоятельства, как и события на подступившем вплотную фронте, все пагубнее отражались на настроении тех, кто жаждал отправиться в дальнюю дорогу. Общим настроением заразился и Лейнасар. Он думал: не пора ли снова начать борьбу за место в лодке. К этому его побудил еще один случай.

Однажды Лейнасар опять обедал в доме лесника в Сембах. Накануне там зарезали барашка, и Лейнасар наслаждался супом из свежей баранины. Наелся и обленился. В комнате было уютно и тепло. Он обогрел промокшие в снежной жиже ноги. К стеклам окон липли мокрые комья снега, они, словно нехотя, медленно ползли вниз. Комната казалась особенно уютной. Лейнасару пора было идти, но не хотелось вставать из-за стола. С лежанки соскочила кошка и, горбясь, медленно пошла к нему. Лейнасар посадил кошку к себе на мокрые колени, она брезгливо поморщилась и спрыгнула на пол. Сидевшие напротив девушки громко рассмеялись.

— Иди, киска, к нам, — поманила кошку дочка Минтаута Чаксте Айя. Кошка послушно уселась к девушке на колени.

— Почему кошка вас боится? — лукаво спросила Бирута Каче.

— Разве не знаешь, что кошки сердитых боятся? — ответила третья девушка, дочка мирового судьи Турка.

— А вы почему меня не боитесь? — спросил Лейнасар.

— Мы не кошки, — сказала гордая, избалованная Айя.

«Вы самые настоящие кошки», — подумал Лейнасар, но промолчал. Все же было приятно сидеть в тепле, в обществе этих молодых, прилично одетых девушек и предаваться сытой лености. Какого черта он полезет в эту слякоть, лучше посидит в тепле и поболтает с девчонками. К дьяволу этого Доктора вместе с его шпионскими сведениями!

Лейнасар, быть может, еще долго наслаждался бы уютом Сембов, но вбежала хозяйка:

— Немцы окружают дом!

Лейнасар подошел к окну, отодвинул занавеску. Перед молодым леском маячило несколько серых фигур. Бежать в лес поздно.

«Проклятые кошки!» — негодовал Лейнасар. Если его тут застанут в таком сомнительном виде, то ему несдобровать. Лейнасар растерялся, но «кошки» оказались умнее и сообразительнее.

— Попробуем спрятать вас на чердаке! — воскликнула Бирута. — Живо!

Девушки потащили Лейнасара на забитый разным хламом чердак, пытаясь в полумраке где-нибудь спрятать его. В углу они увидели старую колыбель.

— Залезайте, — крикнула Бирута, — мы укроем вас так, что никто не найдет!

Это было легче сказать, чем сделать. Даже изогнувшись в три погибели, Лейнасар не мог влезть в колыбель. Но иногда возможно и невозможное. В других условиях Лейнасар ни за что не повторил бы этого, если бы даже ему помогали не трое девчат, а дюжина здоровенных парней.

Девушки накидали на колыбель всякую рухлядь, мотовило, часть ткацкого станка и старые запыленные бутылки. Лейнасар остался один. Постепенно все тело его онемело, и он почти ничего не ощущал. Только как-то особенно обострился слух. Он слышал шаги, голоса, слышал, как передвигали стулья. Это тянулось долго, стало скучно. Наконец чердачная лестница заскрипела под чьей-то-тяжестью. Лейнасар затаив дыхание прислушивался. Долго-долго все было тихо. Лейнасар понял, что кто-то стоит на лестнице и оттуда оглядывает чердак. Затем Лейнасар скорее догадался, чем увидел, что по чердаку медленно зашарил широкий ищущий луч света. Остановился на колыбели. Немного задержался на ней и заскользил дальше.

Луч погас. Еще минута тишины. Затем стукнула крышка люка, и снова лестница заскрипела. Опять снизу донеслись громкие голоса. Прогрохотала наружная дверь, и в доме наступила полная тишина. Лейнасар понял, что ему и на этот раз удалось спастись.