Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

— И все это ты делаешь только ради Джонни?

Паэгле повел Лейнасара в пансион. Там в самом деле нашлось все необходимое. Юбочник взялся за работу: мыл, одевал и брил Лейнасара, чистым марлевым бинтом перевязал ему руку. И чем больше Паэгле старался, тем меньше Лейнасар верил ему.

— Почему ты так стараешься? Хочешь отвести меня на рынок и выгодно продать?

— Из чистой дружбы.

— Ври, да знай меру.

— Джонни непременно хочет повидать тебя.

— Ладно. Там видно будет.

Джонни Валдман в самом деле давал шикарный прощальный вечер недалеко от Стокгольма, на снятой для этой цели даче. Гостей оказалось не слишком много, и, чтобы было приятно Лейнасару, среди них всего лишь две женщины. Одна льнула все время к Джонни и, быстро напившись, плакала горькими слезами. Другая, смуглая брюнетка, только изредка появлялась из смежной комнаты и всякий раз усаживалась подле юноши небольшого роста, с волосами, сверкавшими, как воронье крыло. Юноша в общих тостах не участвовал, каждый раз очень ловко оставаясь в стороне. Лейнасар заметил его только из-за женщины. Ну и бог с ним!

Джонни поздоровался с Лейнасаром, как со старым знакомым. Приличия ради задал несколько вопросов и больше не приставал. Это Лейнасару понравилось. Нельзя же каждому встречному и поперечному рассказывать о всех нелепостях, которые он пережил в последнее время.

После первых рюмок он избавился от гнетущей неловкости. Теперь он спокойнее прислушивался к разговорам.

Естественно, что в центре внимания все время был хозяин вечеринки Джонни. Чем больше Лейнасар наблюдал за Джонни, тем больше завидовал ему. Джонни не дал привязать себя тут, на месте. Он отправляется в большой мир — в Америку. Когда-то Лейнасар и Швецию считал «большим миром», в который он надеялся войти. Но все рухнуло со «смертью» доцента Зандберга. Может быть, Зандберг и на самом деле умер? От этого Лейнасару ни тепло ни холодно. Но Швеция для него не стала «большим миром». Он жаждал настоящей жизни, но не добился ее. Он не жил, а прозябал. Поэтому Бригита так легко нокаутировала его. В сущности, она только затянула петлю той длинной веревки, которая начала виться для него уже с первой поездки в Швецию.

Интересно, могла бы Бригита сыграть такую же шутку с Джонни? Наверное, нет. Джонни прогнал бы ее, потешившись. И теперь Джонни едет себе в Америку и будет там припеваючи жить дальше. А может быть, все надежды на Америку — заблуждение, такая же пустая и гнилая мечта, как недавняя мечта о Швеции? Они, беглецы из Латвии, никому не нужны. Недолго понадобились доценту Зандбергу, а потом — можете убираться!

Лейнасар пытался залить горечь тремя стаканами виски. Затем до него начали долетать обрывистые фразы Джонни о задачах, обязанностях, обязательствах… Все это доходило до Лейнасара смутно, словно в этих фразах скрывалась неуловимая мысль, но Лейнасар все же улавливал ее. В мозгу опять вспыхнул какой-то маленький огонек.

Стало быть, Джонни отправлялся не в увеселительную поездку для смены климата. Он не бредил теми пустыми надеждами, которыми бредят «облупившиеся». Они в своей духовной нищете стараются убедить себя, что выполняют какую-то историческую миссию.

Неужели Джонни на самом деле нашел в жизни цель? Возможно ли, что он нужен кому-то? А Лейнасар? Лейнасар не нужен никому. Даже Бригите не нужен. Нашелся, должно быть, какой-нибудь Зандберг, которому понадобился Джонни, а он, Лейнасар, не нужен никому. Ровно никому! Никому!

Пересохшее горло обжег огненный напиток, но Лейнасар не хмелеет. Его снова и снова одолевают сумбурные мысли. Они пристают к нему и уже ни за что не оставляют.

Может, Бригита обманула его только потому, что он был никем. У него не было ни денег, ни славы — ничего. Жалкий слесарь, токарь, чернорабочий. Бригите нужны блеск, приключения, интересные тайны. Нечто такое есть сегодня у Джонни. Джонни Бригита не обманула бы. А может, все равно обманула бы?

Но почему не обманывать, когда ни в чем нет смысла? Каждый должен жить для себя! Только для себя! Таков закон жизни. Бригита ничего другого не сделала, она только жила по этому закону.

Нет виноватых! Виновата сама жизнь!

А откуда такая жизнь? Из-за войны? Война давно окончилась. А может быть, она для кого-то еще не кончилась? О чем это там говорит Джонни?

Лейнасар берет себя в руки и слушает Джонни.

— Многие говорят, что война кончилась. Разве это правда? Если это так, то мы сами должны выкопать себе яму и лечь в нее. Если война кончилась, то мы умерли. А мы не хотим умереть! Поэтому, по крайней мере, для нас война не кончилась, не должна кончиться. Да здравствует война!

Все пьют. Лейнасар тоже. Он слушает Джонни и недоумевает. Он бежал от войны, а теперь оказывается, что жить он может только тогда, когда есть война. В словах Джонни есть какая-то правда. Только трудно сразу понять ее.

Разве в самом деле нет больше ни одного фронта? Если нет официального видимого фронта, то есть фронт невидимый. А на фронте есть только одна задача — бить, уничтожать, крушить! Если мы хотим почувствовать, что еще существуем, то должны найти возможность бить, громить, уничтожать. Кто этого не может, тому конец. С таким даже ни одна девчонка путаться не станет.

Так говорил Джонни на своей прощальной попойке, и Лейнасар начинал понимать, зачем именно Джонни едет в Америку.

Джонни прав. Надо найти возможность громить, бить, уничтожать. Кого бить и уничтожать? А разве не все равно?

Лейнасар больше не слушал Джонни. Он слушал самого себя. И в нем опять зрело ожесточение, которое не покидало его все эти последние месяцы. Теперь он уже не хочет приглушить его. Теперь он пьет, чтобы ожесточиться еще больше.

Чем больше Лейнасар пил, тем внимательнее наблюдал за ним смуглый юноша. Он понимал, что происходит в Лейнасаре. Наконец Лейнасар забрался в соседнюю комнату, прямо из бутылки отпил изрядный глоток виски, стукнул изо всех сил кулаком по столу и воскликнул:

— Будь они все прокляты!

В это время вошел смуглый парень с двумя бокалами и бутылкой шампанского. Кто-то услужливо прикрыл за ним дверь. Бокалы он поставил на стол и натренированным жестом высадил пробку. Шампанское, шипя и мерцая, полилось в бокалы. Незнакомец поднял бокал, а другой подал Лейнасару. Затем откинулся назад и, балансируя на одной ноге, начал громко декламировать старое стихотворение Арниса:

Незнакомец выпил и с размаху швырнул бокал в стенку.

Стихом, позой, жестом, которым он выпил шампанское и разбил бокал, незнакомец с большой высоты попал прямо в точку. Озлобление последних дней, ненависть ко всему обрели свои странные краски. Лейнасар тоже разбил вдребезги свой бокал, понял, что он и есть тот волк, который хочет выть, терзать и громить.