Сергей Гуськов - Пути и перепутья

— Ты бы чуток поспал. — Иван подвинул длинный ящик поближе к горящей железной печурке, набросал на него стружек.

— Отдохни, председатель! — раздались голоса от печурки, где курили дежурные красногвардейцы. — Невесть когда все начнется… А мы все равно спать не будем…

— И мне не уснуть, — возразил Першин, но все-таки прилег, не снимая оружия, а карабин положил рядом.

Телефон молчал — телефонисты успели вывести из строя станцию. Горела семилинейная керосиновая лампа: электричество городу давали на считанные часы. С улицы поочередно поднимались обогреться солдаты и красногвардейцы, а ближе к ночи в Совет незаметно стянулись многие из размещенных в соседних дворах вооруженных людей. Было тихо. Все слушали тьму, а город молчал, и время, кажется, остановилось.

Перевалило уже за полночь, когда под окнами вдруг зазвучали смех, громкие голоса и кто-то, загремев по лестнице коваными сапогами, весело крикнул:

— Шпионок ведем!

Рослый детина в овчинном полушубке и шапке-ушанке ногой толкнул дверь и пропустил вперед себя двух модно, но слишком легко для такой поры одетых женщин. Иван вгляделся в них и отступил в тень: в одной, совсем еще юной, узнал Лизу, дочку директора. Вторая была постарше, с тяжелым узлом волос на затылке и будто дымящимся из-под темной вуалетки взглядом.

— Кто тут товарищ Першин? — крикнул провожатый. — Вот — принимайте! Через все посты от завода провел… Говорят, самого главного… Прохоров и отправил сюда…

Першин при первых же звуках на улице поднялся с ящика, но, увидев женщин, сокрушенно покачал головой и отошел к столу.

— Клара, — негромко спросил он оттуда, — вы опять со своей эксцентричностью? Только время неподходящее…

— Почему? — встрепенулась женщина и, не дожидаясь ответа, рассмеялась. — А у вас тут живописно, прямо стан флибустьеров… А быть может, якобинский клуб?.. Кто смел, тот и съел? — Она обводила людей неспешным, глубоким взглядом. — Так? А вы уверены, что удержите власть? Сейчас ведь все временно…

Люди молчали, поглядывали на Першина. Лиза, вся в темном, со следами бессонницы на лице, покачнулась, тронула спутницу за рукав.

— Не надо так, Клара Петровна… Прошу вас…

— А впрочем, меня не волнует грызня за власть, — как-то по-мужски, глуховато проговорила странная гостья. — Партии независимых женщин еще не создано. А другие… — Она избегала взгляда Першина, не сводящего с нее утомленных и будто погрустневших глаз, но адресовалась, видно, только к нему. — А другие партии пусть свергают что и кого угодно! Лишь бы не свергли Пушкина, Гёте, Сервантеса… А этого, — она вновь рассмеялась, — этого даже вы, Першин, не сможете сделать…

— Клара!..

Першин оттолкнулся от стола, чтобы направиться к женщине, та поспешно выдвинула вперед свою юную спутницу.

— Это Лиза Мануйлова, дочь директора завода, моя ученица, — деловитой скороговоркой объяснила она. — Прибежала ко мне…

— Понимаете… — неустойчивым жалобным голоском перебила ее девушка. — При мне арестовали папу… Нет-нет… Я не за него пришла просить. Я понимаю, — она наморщила лобик, — он не просто человек, он для вас в данном случае только эксплуататор…

— Он хотел закрыть завод, оставить без хлеба тысячи рабочих… — хмуро сказал Першин и усмехнулся. — Да мы казнить его не собираемся.

— Я знаю, — торопливо перебила девушка. — И я его не защищаю. Понимаете, я осталась одна в квартире, слуги разбежались, унесли, кто что успел… Она мне не нужна, эта квартира… Я в ней не живу, но там ценности… А с улицы уже разбили камнем окно… Понимаете? — снова начала она, видно не надеясь, что Першин что-нибудь понял. — Я там жить не хочу. Мне все равно. Но там картины, книги… Понимаете?

— Нет, Лиза! — решительно перебила ее женщина. — Они не поймут… Смотрите! — Она кивнула на огромный книжный шкаф с осколками разбитого стекла в дверце. — Это гунны!

Першин хмуро проследил за ее взглядом, потом нашел глазами присевшего у печки провожатого:

— Товарищ! Квартира директора должна быть в неприкосновенности. Пусть Прохоров выставит часовых.

— Понятно! — Рабочий надвинул шапку. — Мне идти?

Першин кивнул, насупясь, повернулся к женщинам:

— Что еще?

— Все… — пролепетала Лиза, опуская глаза.

Женщина порывисто обняла ее за плечи:

— Надеюсь, эта девочка для вас не представляет опасности? У нее светлая головка, лучшая в нашей гимназии.

— Клара… — Першин досадливо взмахнул рукой. — Вы снова…

— Нет-нет! — Она принялась застегивать пальто. — Только без классовых проповедей… Прощайте!

— Вы до утра никуда не уйдете… — Опередив их, Першин встал у двери.

— Вы слышали, Лиза?.. Нет, это комично! — Женщина рассмеялась. — Он все-таки нас арестовал!

— В городе тревожно, — сухо сказал Першин. — Мы ожидаем карателей.

— Садитесь, барышни! — кто-то освободил им место у печки. — Нельзя вам сейчас никуда идти. Могут обидеть.

Дама в черной вуалетке проводила отошедшего к столу Першина долгим, будто изучающим взглядом, потом как-то по-птичьи встряхнулась.

— Что ж, Лиза! Мы пленницы!

— Садитесь, садитесь! — пригласили от печки.

Но дама отошла к разбитому шкафу, вынула из тесного ряда книг объемистый том и, наугад раскрыв его, прочитала:

— М-да! — Она с силой захлопнула том и застыла в полутьме.

— А вы, гражданка, идите к огоньку, — снова позвали ее от печурки. — Тут светлее. Да почитали бы вслух… Как там про любовь-то?..

— Почитайте, Клара! — подал голос и Першин. — Все равно мы вас пока не отпустим.

Он снова прилег на свой ящик, предоставляя товарищам уговаривать гостью. Она сдалась довольно быстро:

— А что, Лиза? Это даже экзотично: читать Шекспира в стане обреченных флибустьеров…

— Клара! — крикнул Першин, и женщина быстро прошла на свободное место и раскрыла книгу.

Читала она негромко и, пожалуй, грубовато — на мужской манер. Закашлялась от чьей-то удушливой махры — на курильщика замахали руками и выставили за дверь. Осадили шумного с холода часового. Еще один часовой отстоял смену, а женщина все читала Шекспира. Першин, обняв карабин, лежал с открытыми неподвижными глазами… Свою классную даму сменила Лиза. Но она торопилась, путалась в словах, и женщина снова взяла у нее томик, заполнив комнату густым, торжествующим голосом.

Засветлело в окнах, когда внизу опять раздался шум и кто-то обозленно крикнул:

— Иди, сволочь, иди!

В дверь втолкнули невысокого человечка в шинели почтового служащего и наперебой закричали:

— Товарищ Першин! Степаныч! Провокация! Казаков не будет! Все эта сволочь подстроила. Они один аппарат на чердак запрятали и оттуда из другого города попросили отстучать сюда ложную телеграмму. Вот копия!.. Сволочь!..