Арнольд Каштанов - Заводской район

— Позвольте мне,— сказал он.— Вы нам даете удобную лазейку: освоение новой техники. Но ультразвук уже освоен. Он дал значи­тельную экономию и не вызвал никакого брака. Прятаться за него и покрывать им свои безобразия нам не с руки. Произошло же событие не совсем ординарное. Сегодня мне доложил об этом начальник тех­части. Не знаю, поставлен ли в известность Николай Александрович, но без моего ведома начальник участка Брагина провела доморощен­ный эксперимент, который кончился весьма плачевно.

Сысоев, как и все, недолюбливал и побаивался Шемчака, поэтому сначала он слушал с иронической улыбкой, но потом растерялся, словно не знал, каким выражением лица эту улыбку заменить.

— Что вы там натворили? Корзун, ты можешь мне объяснить?

— Да тут, Виталий Борисыч... — замялся Корзун.— Тут, в общем-то... Партизанила, конечно, Брагина... Эксперимент надо проводить по правилам, карту опыта открыть... Поторопилась. Но я не думаю, что брак из-за этого. Идея, может быть, неплохая...

— Так кто же виноват, что брак? — нетерпеливо спросил Сысоев.

— Вы ж знаете, литейное дело темное... бывает..

— Вот так здоров! Так я и скажу директору. А он мне знаешь что скажет?

Корзун улыбнулся, приготавливаясь услышать шутку.

— Он мне скажет: ты, Сысоев, виноват. И правильно скажет.

— Так что же, Корзун? — жестко спросил Шемчак.— Сделав столь неожиданное заявление, вы, наверно, имеете в виду объяснить, откуда брак?

— Может быть, мне дадут сказать? — тяжело задышал Важник.

Сысоев кивнул. Важник надел очки, приблизил лицо к листку бу­маги и начал: в мае цех поставил столько-то отливок блока, план был столько-то, брак — столько-то. В июне...

Он долго сыпал цифрами, потом снял очки.

— Как видите, мы в состоянии обеспечить литьем все потреб­ности завода. Но на этой неделе действительно выскочили по браку стержней. Как я понял, главный металлург не разобрался еще в при­чине этого, а разобраться он должен, потому что в помощи его мы нуждаемся очень. Мы уже неоднократно обращались к вам, Сергей Владимирович, с этим вопросом.

Шемчак не понимал, куда он клонит, однако скрывал это и слу­шал с безмятежным лицом.

— Нам не впервые завозят негодный щелок,— продолжал Важ- ник.— Был один случай в марте и вот на этой неделе опять. Может быть, надо сменить поставщика, может, еще что-то, мы тут своими силами сделать, естественно, ничего не можем. Слезно вас просим, Сергей Владимирович, помогите нам как главный металлург, урвите время от своих изобретений...

Сысоев прикрыл веками заблестевшие глаза. Он был доволен, что Шемчака «поставили на место».

— Николай Александрович ничего не сказал о селитре,— на­помнил Шемчак.

Важник умел когда надо проявить праведный гнев, эдакое отсут­ствие дипломатии, эдакую прямоту:

— Да за селитру скажи нам спасибо! Щелок негодный шел, а твой ультразвук ничего не давал, что нам было делать?!

— Стоять, если негодный материал.

— Мы здесь, кажется, обсуждаем, почему литья не хватает. Если стоять, его не прибавится!

— Так что же с щелоком, Сергей Владимирович? — спросил Сы­соев.— Может быть, поставщика сменить?

— Важник выносит на обсуждение сырой вопрос. Я еще не могу на него ответить.

— Да, хорошо было бы преподнести это Рагозину,— мечта­тельно сказал Сысоев.

Шемчак дозвонился по телефону до отдела снабжения и передал трубку Сысоеву. Все молча слушали, как тот распекал начальника отдела, потом вернул трубку Шемчаку и сказал:

— Кто будет вести протокол? Корзун, пиши: «Просить министер­ство принять меры по улучшению качества поставляемых...» — Закон­чив диктовать, он весело посмотрел на всех: — Однако не надейтесь, что всем это сойдет. Пиши, Корзун: «За использование в производстве негодного щелока начальнику чугунолитейного цеха Важнику Н. А. объявить замечание, начальника участка Брагину А. М. лишить пре­мии на сто процентов».

— Что же мне, стоять надо было? — для приличия возмутилась Тоня.

Сысоев лукаво подмигнул:

— Ох, какая горячая! Будто я вас первый день знаю. Вас не очень- то и обидишь..

Возвращаясь домой, Тоня вспоминала лицо Корзуна, когда к не­му обратился Сысоев, и улыбалась. В почтовом ящике было письмо от стариков и свернутый вчетверо листок из записной книжки. Сна­чала Тоня развернула листок и прочитала:

«Дорогая невестка! Надеюсь, ты ведешь себя хорошо. Сегодня по­лучил письмо от наших из Крыма. Они довольны жизнью. Олька по­правляется. Если тебе что нужно — звони. Привет от Валерии. Дай знать о себе. Мать почему-то о тебе беспокоится. а я уверен, что ты как всегда молодец. Хотел познакомить с тобой симпатичного чело­века. Аркадий».

В конверте был Олин рисунок — обычные ее домик, елки и цветы ростом с елку, но теперь правый нижний угол был исчиркан синим карандашом — море. Растроганно улыбаясь, Тоня прочла четыре стра­нички мелких, аккуратных строчек свекра — дотошный, с массой цифр отчет о дороге в Крым, о погоде, режиме дня, описание жилья, перечень цен на базаре, пересказ беседы об Оленьке с каким-то очень крупным местным специалистом. В конце стояла роспись: Брагин. Не­сколько строчек свекрови: «Как ты, наша Танюшка?» И в конце боль­шими печатными буквами: «Мама целую тебя приезжай Оленька». Буквы «у» и «е» были нарисованы неправильно. «Госпо­ди,— счастливо вздохнула Тоня.— Только бы все были здоровы». Она с удивлением подумала, что за весь день ни разу не вспомнила о до­чери.

Глава шестая

Аркадий Брагин

Три недели не было дождя и стояла, не смягчаясь ночами, редкая для города изнуряющая духота. В лабораториях не могли рас­крыть окна — с разбитой напротив стройплощадки плыла повисшая в воздухе горячая пыль. И вот...

Лаборантка охнула, подбежала к окну и распахнула его. Аркадий еще не понял, что случилось, он еще видел, как клубилась вслед за машинами пыль на белых дорогах, а перед ним уже летели вниз пер­вые дождевые струи, окрашенные пылью со стен. Неровный леси­стый горизонт сразу стал размытым. Быстро темнело. Струи, все больше наклоняясь, хлестали сбоку.

Дороги испятнались оконцами луж, кипящих под ливнем. По опустевшей стройплощадке полз тупоносый «газик», словно облитый темным густым маслом. Под правой фарой слепо горел огонек — не выключенный указатель поворота.

Запотели стекла, в комнате стало совсем темно. И вдруг чуть из­менился ветер, в окно сильно дохнуло свежестью, капли застучали по жестяному карнизу, отскакивая в комнату, лаборантка счастливо ойкнула и отпрянула от окна. Вдалеке по дороге шел застигнутый дождем человек. Рубашку и туфли он нес в руке, брюки завернул до колен. Лаборантка и Аркадий следили за ним и не замечали своих улыбок.

Через полчаса дождь начал редеть, медленно стали проявляться цвета за его завесой. Тяжело разворачивался на площадке автопоезд с длинной бетонной фермой, возникали вокруг него человеческие фи­гуры. Как вспышка, появились тени, отпечатались на охре песка. Еще минута — и дождь кончился.