Сергей Малашкин - Девушки

— Обедать будете?

— Конечно, — ответил Павлов.

— Вот, берите! — И вручила ему судок с горячими щами. — Кушайте на здоровье и хвалите нас!

— За что? — спросил Павлов, держа в руках горячий судок со щами, приятно пахнущими.

— Как за что? За вкусные щи, — ответила девушка, а когда Павлов шагнул в сторону, она остановила его. — А хлеб? Хлеб возьмите!

Павлов взял хлеб и, отойдя от будки, сел на обрезок доски, поставил судок на колени и стал есть. Недалеко от него расположились группками девушки, женщины и мужчины и молча обедали. Многие торфяницы уже пообедали, лежали у полотна узкоколейки и, положив руки под головы, смотрели в синеву неба, отдыхали.

Павлов с удовольствием съел щи и баранину. За кашей не пошел, хотел было лечь и отдохнуть, но за спиной раздался голос Ольги:

— Устал?

Он резко обернулся, вскочил и, глядя на ее загорелое лицо, сказал:

— Да, немного. Работа была не из легких.

— Теперь будешь знать, как мы работаем. Одно дело — смотреть, как мы трудимся, другое дело — самому трудиться. — Она повернулась к Глаше, сидевшей на канаве в группе своих девушек, и спросила: — Как он, не тормозил вашу работу?

— Что ты, Ольга! Лейтенант работал хорошо, прямо как настоящий болотник, — улыбнулась Глаша, сверкнув белыми зубами на запыленном торфяной пылью, коричневом лице.

— Горожане выполнили полторы нормы, — доложила Маша Козлова. — Ежели они так будут работать и после обеда, то вполне выполнят три. При их помощи мы, пожалуй, сегодня кончим уборку торфа.

— Начнем завтра принимать гидромассу на свободные карты, — сказала Тарутина.

Ольга направилась к штабелю. Павлов последовал за нею. Ольга слышала, что он идет, но не оглянулась. Он догнал ее. Ему хотелось взять ее под руку, шепнуть ей «люблю», но он не осмелился. Они завернули за штабель. Ольга взяла из корзинки чемоданчик, села на тачку и достала плитку шоколада.

— Не хочешь водки, так угощаю сладким, — улыбнулась она и разломила плитку пополам.

— Это тот шоколад, что я… — пробормотал Павлов. — И ты…

— Да, я забыла про него…

— Не хочу, — отстраняя шоколад, обиженно сказал Павлов.

— Бери, говорю! Не возьмешь, так и я не стану есть.

— Нет, я… — начал Павлов, запнулся и взял шоколад. — Только мне поменьше…

— Сердишься, что сухо встретила? — спросила Ольга. — Не дуйся! Ты пришел работать, а не на свидание. Да и твоя милая — начальник поля, — сказала она шутливо. — На ее плечах столько дела, ответственности! — Посмотрев вокруг, она быстро поднялась, поцеловала его и, не дав ему опомниться, села на тачку. — Теперь не дуешься?

— Нет.

— Только с такой физиономией не лезь целоваться, — сказала Ольга и, вынув из чемоданчика круглое зеркальце, поднесла к лицу лейтенанта. — Хорош?

Павлов, взглянув в зеркальце, рассмеялся.

— Ну и чучело! Тогда зачем же ты, Ольга, целовала меня.

— Сразу не разглядела, — смеясь, ответила она.

Павлов достал из кармана гимнастерки сверточек и подал его девушке.

— Что это? — развертывая бумагу, спросила Ольга, и ее черные глаза заблестели от удивления и радости. — Духи? И мне? Вот за это спасибо!

— Тебе. Хотел утром, но ты была так сурова…

— А удобно ли начальнику брать подарки от подчиненного? Это ведь может быть взяткой, за что карают…

— Ну вот еще! Какой же я тебе подчиненный? — возразил Павлов и, заметив, что девушка усмехается, рассмеялся сам. — Карай, если заслужил!

— И буду.

— А если не заслужил, тогда что?

— Не спрашивай, — сказала Тарутина и положила подарок в чемоданчик.

— Уходишь? — спросил Павлов, вставая.

— Да. Через три минуты заканчивается обед. Тебе — на штабель, а у меня — поле в несколько километров. На нем сегодня около пятидесяти бригад. Я обязана быть там.

— Посиди чуть, — попросил Павлов.

Ольга рассмеялась и, отойдя от него, послала ему воздушный поцелуй. Когда она скрылась за штабелями, Павлов взял ее чемоданчик и накрыл его своей гимнастеркой.

«Не догадается, будет искать… и не уйдет без меня», — решил он.

Подошла Глаша со своими укладчицами. Павлов и девушки влезли на штабель. Флаг еще трепыхался на каланче. Облаков в небе стало больше. Они часто закрывали солнце. Тени облаков скользили по картам. Флаг скрылся. Торфяницы и торфяники устремились на карты, к штабелям.

Заработал подъемный кран, зажурчали блоки, подъемники один за другим всплывали наверх с корзинами торфа. Павлов ловко брал корзины, высыпал из них торф и бросал их на подъемники, уходившие вниз. Глаша и ее укладчицы работали не разгибаясь. На многих штабелях уже началась завершка. Павлов не заметил, как наступил вечер и сизая туча показалась на горизонте, поблескивая молниями. Девушки работали напряженно, они посматривали на тучу и стремились поскорее убрать торф до дождя. Снизу послышался голос Ольги:

— Глаша, обязательно до дождя закончите завершку!

— Уже заканчиваем! — крикнула Глаша. — Товарищ Павлов, не принимайте больше!

Когда Глашина бригада спустилась со штабеля, туча сердито гудели громами и сверкали красными молниями. Над далекими полями, уходившими под мглистый горизонт, замелькала сетка дождя, от полей поднялся беловатый пар. Дождь шумящей стеклянной полосой надвигался и на поле Тарутиной.

Завершка многих штабелей уже была закончена. Освободившиеся торфяницы-укладчицы были переброшены Тарутиной на помощь другим бригадам, отставшим в уборке сухого торфа с карт. Павлов стал за тачку и подвозил торф к штабелю бригады Звягинцевой. Ольги он не видел на своем участке до самого конца работы. Она была на последней карте поля, в бригаде Гладышевой. Горожане, непривычные к этой работе, сильно отстали на своих участках. Им помогали опытные торфяницы.

Гром гремел беспрерывно, блистали молнии, шумел дождь. Мокрый торф поднимали на завершку последних штабелей. Поле потонуло в пелене тумана и серо-стеклянного, теплого, как парное молоко, дождя. Кое-где на поле раздавались смех, голоса:

— Вот это, Ксюша, баня!

— Не говори! Счастье наше, что тепло!

— Не дождь, а душ!

Павлов подкатил тачку к штабелю.

— Не надо больше! — сказала Гладышева. — Эй, девки, — позвала она своих торфяниц, — собирайтесь в кучу — и домой, только с песней!

Девушки окружили бригадиршу. Павлов видел, как дождь ручьями стекал с их платочков, с парусиновых курток, лил за голенища брезентовых сапог. Стекали ручейки и с его фуражки. Рубашка была мокрая и прилипала к телу. В сапогах хлюпала вода.

— А где горожане? — спросил Павлов, озираясь по сторонам.

— Пошли в поселок, — отозвалась Гладышева. — Они не дошли еще, наверно, и до первой будки. Легко нагоните их. Шагайте, молодой человек!

Павлов надел гимнастерку, взял Ольгин чемоданчик и быстро зашагал вдоль полотна железной дороги. Дождь не переставал. Туман лежал над землею. Сумерки сгущались. Гром гремел реже и глуше. Молнии сверкали ярче, красные и длинные. Казалось, что они хотели опоясать собой весь торфяной простор, от одного края до другого. Павлов нагнал горожан и зашагал быстрее. На пути нагнал еще несколько бригад, шедших с других полей. Лейтенант попробовал было обогнать и этих, но они протянулись так далеко вперед, что он отказался от своей попытки. В этой бесконечно длинной колонне слышался смех.