Сергей Малашкин - Девушки

Над поселком уже висела тьма. По крышам барабанил дождь. Струи воды шептались в палисадниках, в густой траве и листве берез и молоденьких лип. Из мглы, сквозь сетку дождя, кое-где показались желтоватые огоньки. Павлов сквозь толпу девушек протиснулся к двери конторы. В огромном помещении было много бригадиров. За столами сидели начальники полей, техники. Раздавались голоса, четко стучали костяшки счетов. Кто-то ругал бригадиров, не выполнивших нормы сушки и штабелевки. Бригадиры резко возражали.

— Привыкли на горбах ехать! Вы бы поучились у Ольги Тарутиной, как надо ставить работу!

— Замолчите! — крикнул начальник поля Кулаков.

Он низко склонился над столом и стал записывать проценты выработки. На его толстом медном лице застыло выражение досады. Павлов повернулся к двери и тут увидел Ольгу. Она сидела в уголке за своим столиком, среди техников и бригадиров. Павлов хотел было выйти, но она остановила его.

— Подожди меня, — сказала Ольга.

— Пойдемте вместе.

Дождь еще шел, но уже не такой крупный. Все небо было обложено тучами, низкими, черными. Вода чавкала под ногами. У конторы толпился народ, подходили с полей запоздавшие бригады торфяниц. На улице поселка слышались крики и смех. Это смеялись успевшие уже принарядиться девушки.

— Подожди меня в конторе.

— Ольга, я провожу тебя до барака.

— Нет, милый, — улыбнулась Ольга, — до барака нельзя. Девушки сейчас умываются, переодеваются, ты им помешаешь. Да и мне надо немножко заняться собой. У меня ведь сегодня большой праздник…

— Что мне делать в конторе? — сказал с обидой в голосе Павлов. — Я лучше пойду на станцию, дождусь поезда и уеду в Шатуру.

— Куда? В Шатуру? Поезжай… и знай, милый, что Тарутина твоего отъезда не забудет. Можешь после этого не показываться мне на глаза! — проговорила она сухо и бросилась от него.

Павлов поймал ее руку и поднес к губам.

— Останешься, да? — сказала Ольга.

— Не могу ослушаться, товарищ начальник. — Опустив руку девушки, Павлов шутливо вытянулся.

Ольга рассмеялась и, тихонько хлопнув его ладонью по щеке, скрылась. Он постоял, поправил картуз и повернул к дверям конторы.

Убежав из больницы, Соня уехала под Рязань, к сестре отца, уже пожилой и одинокой женщине. Она прожила у нее больше десяти дней, не выходя из дома. В конце второй недели тетка получила письмо от матери Ольги. В нем Анна Петровна сообщала, что мать Сони, получив извещение о гибели мужа на фронте, умерла от разрыва сердца. Прочитав это письмо, тетка расплакалась. Соня же не проронила ни одной слезинки, только исхудавшее лицо еще больше потемнело. Остаток дня Соня просидела неподвижно в кухоньке, держа руки на коленях. Легла еще засветло, но уснуть не могла и на рассвете поднялась.

— Хочу поглядеть на могилку матери, попросить у нее прощения, — сказала она тетке, и из ее глаз покатились слезы.

— Поезжай, — посоветовала та, тоже заплакав. — Низко поклонись покойнице и за меня.

Через час старушка снарядила племянницу в путь, дала ей сумку с провизией и деньги на дорогу, проводила за околицу.

До города было более тридцати километров, но Соня шла быстро и пришла в Рязань еще до обеда. День был жаркий, Соне сильно хотелось пить. Придя на вокзал, она направилась в ресторан, чтобы выпить какой-нибудь воды. В огромном, длинном зале было тесно от женщин, мужчин и военных, мешков, чемоданов и корзин. Люди стояли, сидели, передвигались к буфету и обратно, к дверям. Направо, у стены, ряд столиков. За ними плотно сидели пассажиры и ели. Соня подошла к буфету, за которым стояла толстая, круглолицая женщина с крошечными зеленоватыми глазами. Она глядела не на пассажиров, а в заплесневелый потолок. Девушка обратилась к ней:

— Дайте мне бутылку фруктовой воды.

Женщина, не глядя на девушку, отозвалась:

— Нету.

— Тогда чаю.

— Нету! — крикнула женщина.

— Как это нету? — возвысился голос Сони. — А что в кубе у вас? Куб имеется, а кипятку нет в нем?

— Удивила! — усмехнулась сухо женщина.

Пожилой, с сивыми усами, в выцветшем пиджаке, в резиновых сапогах мужчина строго сказал, обращаясь к Соне:

— Не мешай буфетчице грезить! Она, голубушка, с девяти часов утра так стоит, буфет подпирает. За эту работу она жалованье получает. Пить захотелось, а? Сходи, девушка, на перрон, там у будки — она против водокачки — и напьешься. Только там очередь на полкилометра, не опоздай, красавица, на поезд.

Поблагодарив, Соня выбралась из ресторана и прошла перрон до водокачки. Неподалеку от нее стояла крошечная каменная будка, Соня встала в конце длинной очереди и достала из сумки эмалированную кружку. У будки люди толкались, ругались между собой, кто-то старался налить воды в чайник без очереди. Их отталкивали и гнали от крана. Они кричали, размахивали кулаками, чайниками и лезли в драку. Подошли четверо военных; они быстро утихомирили буянов и навели порядок в очереди. Шум и крики впереди прекратились. Очередь стала двигаться быстрее.

— Ну, браток, — воскликнул молодой мужчина, хромавший на правую ногу, — нынче водичка в будке оказалась! В прошлый раз, когда я проезжал, пассажиры за водой в город ходили.

«Браток», одетый в старенькую, без погон шинель, отозвался:

— Это еще ничего, Сережа. Я тут однажды на Оку бегал, а поезд с вещичками уехал. Эту самую Рязань-старушку век буду помнить!

Подошел поезд. Из вагонов выскочили люди с чайниками и бросились прямо к крану. Среди них Соня увидела высокого, в военной форме парня и чуть не вскрикнула. Из-под козырька фуражки выбивался знакомый вихор, блестели нагловатые глаза.

Преодолевая волнение, Соня выхватила из-за пазухи финку и, пряча ее в рукаве, метнулась вперед. Когда парень шагнул к крану и, нагнувшись, подставил чайник, Соня сзади ударила его финкой в правый бок. Тот вскрикнул, уронил чайник и ткнулся лицом в лужу. Соня опять замахнулась, но подбежавшие оттолкнули ее в сторону. Девушка поскользнулась. Высокий солдат помог ей подняться и крепко схватил за руку. Соня не вырывалась, стояла покорно возле него. Офицер приказал солдатам отвести арестованную в отделение, а раненого унести. Соня подняла глаза на офицера. Почувствовав ее пристальный взгляд, Павлов отвернулся, подумал: «Неужели не узнала меня? Как она, бедная, изменилась… А была красавица не хуже Ольги, да и похожа на нее».

Соня шагнула к офицеру.

— Берите меня!

Руки девушки дрожали, лицо нервно подергивалось. Толпа, все такая же безмолвная, стояла вокруг нее. Сотни любопытных глаз смотрели на Соню: одни — с презрением или враждебно, другие — сочувственно и жалеюще. Девушке было невмоготу стоять под этими взглядами, тяжесть их давила ее, и она чувствовала, что если ее сейчас же не уведут, она упадет на булыжник и разрыдается.