Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

На днях окончил четвертую книгу автобиографической повести (одесскую). Как пишет Бабель (кстати, в книге о нем сказано много), я «опасаваюсь» за нее. «По обету» сдал ее только что в «Московский альманах», он возобновился под редакцией Вс. Иванова (Казакевич — заместитель). Сейчас повесть читают, и я сижу и жду своей судьбы. В Москве летом был всего два дня — у врачей. Но московские литературные новости привозит сюда мой сосед — Николай Давыдович Оттен, небезызвестный Вам «пан Патошинский». Новости тяжкие. До сих пор не могу прийти в себя после рассказа о похоронах Михаила Михайловича.

Здесь Заболоцкий. Грустный, спокойный, слепнущий человек и, конечно, поэт удивительный. Недавно он читал свои новые стихи, по силе, ясности и внутреннему страшному поэтическому напряжению — это нечто пушкинское, только горечь пе пушкинская, а современная. Слепнет Заболоцкий от страшной болезни — туберкулеза дна глаз-пой впадины. Написал несколько шутливых стихов о Тарусе. Мы все ходим и повторяем из них разные строчки…

Хорошо живет в Тарусе Девочка Маруся:

Одни куры, одни гуси!

Господи Исусе!

Здесь своя небольшая литературная колония — поэт Штейнберг, дочь Марины Цветаевой, приезжал Слуцкий. Вообще, бывает в Тарусе довольно много народа.

На днях Таня едет в Москву. Созвонитесь с ней и приезжайте. Осень хотя и холодная, но чудесная. Ока — вся в золоте.

На мокрую осень я, очевидно, уеду на юг, в тепло.

Как Вы? Что нового с пьесами? Где были летом?

Вы сами не представляете себе, конечно, как приятно и хорошо получать в этой глуши новые книги. Спасибо за них и за последнюю — Джозефа Конрада.

Пишите, не обращайте внимания на мое молчание, оно ничего не значит, кроме занятости.

Обнимаю Вас. Таня кланяется. Ваш К, Паустовский.

Алянский подарил мне книгу с автографом Блока — «История рыцарства».

У нас здесь очень занятная районная газета. На днях в ней был напечатан «Список хулиганов города Тарусы» (хулиганы все пронумерованы). Возник скандал в районном масштабе.

У нас чудный кот-рыболов. Ездит со мной на рыбную ловлю и от восторга катается по лодке. Но самое удивительное, что он копает со мной червей. Это — тоже одна из тарусских сенсаций.

16 сентября 1958 г. Таруса

Дорогой Вениамин Александрович, не сердитесь на меня, милый, за то, что я так долго молчал в ответ на Ваше доброе письмо. Я никак не мог привести себя в «надлежащую форму» для спокойной повседневной жизни из-за своей отвратительной астмы. Жил я в одну десятую дыхания, и это сказывалось на всем. Но недавно произошло нечто неожиданное и чудесное, что сразу же вернуло меня к нормальной жизни. Астма уходит, и я уже дышу полной грудью, работаю, ловлю рыбу на Оке, свободно прохожу по 8—10 километров после того, как не мог сделать и двадцати шагов.

«Виновником» всей этой истории оказался не кто иной, как герой последней книги Бека — «Бережков», он же авиаконструктор Микулин. Он где-то узнал о моей болезни, неожиданно приехал ко мне в Тарусу, обругал Бека и привез мне изобретенный им недавно прибор «ионизатор», который якобы совершенно излечивает астму. Я, признаться, ему не поверил, так как безуспешно перепробовал от астмы все, что возможно, и знал, что никакой Микулин мне новые легкие не вставит. К тому же я не понимал, почему Микулин, авиаконструктор, занимается такими медицинскими делами. Объяснить мне это он не захотел. Вообще, он произвел на меня впечатление человека очень талантливого, но слегка авантюриста… Микулин уехал, а я попробовал его аппарат, и вот через три-четыре дня астма моя начала просто на глазах пропадать. Прибор Ми-кулина вырабатывает ионы — до миллиона ион в одном кубическом сантиметре воздуха, и вы дышите этим воздухом 10–15 минут в сутки. Микулин утверждает, что дыхание ионами совершенно снимает и гипертонию.

Что будет дальше — не знаю, но пока я дышу я даже закончил книгу — четвертую книгу автобиографической повести (одесскую). Зоя забрала у меня рукопись для альманаха. Не знаю, получится ли из этого что-либо путное.

Я рад, что болезнь Вас оставила. Надо вышибить ее окончательно. В последнее время мне часто хочется просить всех хороших людей, чтобы они очень берегли себя.

Здесь летом жил Заболоцкий. Чудесный удивительный человек. На днях приходил, читал свои новые стихи — очень горькие, совершенно пушкинские по блеску, силе поэтического напряжения и глубине.

Если у Вас будет охота и немного свободного времени, напишите мне несколько слов о себе и своей работе. Я сижу здесь, как в Нарыме, и ничего не знаю. В начале октября приеду в Москву и Вам позвоню. Очевидно, увидимся.

Осень холодная, очень яркая, Ока уже вся в золоте. Очень хорошо.

Будьте здоровы, спокойны, работайте. Крепко жму РУку.

Привет Вашим и Николаю Леонидовичу, если Вы его видите. Потрясающий городок Таруса, недавно в местной газете был напечатан «Список хулиганов г. Тарусы» — по номерам. Сорок восемь номеров.

20 сентября 1958 г. Таруса

Ричи, дорогая, — прочел «Кто идет?». Это — очень хорошо и очень по-своему. Замечательное свойство — схватывать сразу в повседневности, неуклюжести быта и человеческого разговора острейшие коллизии и подлинную человечность («Айша»). Ну, а о пейзаже и деталях я не говорю. Все точно, свежо, порой — великолепно. Вот сейчас я открыл книгу наугад и попал на место о голубе («Кто идет»?). «Пошел не спеша по нетронутой пороше, со спины похожий на старого, плохо одетого человека, у которого все в прошлом». Второй раз открыл наугад и попал на паутину (стр. 91). В общем, Ричи, я радуюсь за Вас, я поздравляю Вас, и у меня становится спокойно на душе, когда я думаю о Вас, о Юре Казакове.

Юра уехал на Белое море, звал с собой меня, но моя астма никак меня не пускает, хотя и стала гораздо легче. На слякотную осепь и часть зимы я, очевидно, уеду в Крым, вернее всего — в Ялту, в наш писательский дом. Так требуют врачи. Если Вы будете в Крыму, то мы увидимся, а то я уже соскучился. Часто вспоминаю Дубулты и Ригу, городской музей, Гранина, сырые дюны. Откровенно говоря, я бы с большей охотой поехал бы в Дубулты (там уютно и хорошо работать). Вообще, напишите, где Вы будете.

Лето в Тарусе прошло стремительно, — я работал, окончил на днях четвертую книгу автобиографической повести (1921–1922 годы в Одессе, много событий, почти гротескных, много о Бабеле, Багрицком).

Летом здесь был замечательный человек — Заболоцкий. Недавно приходил, читал свои новые стихи, — великолепные почти до слез. Пушкинской глубины, мелодичности и силы.

В этом месте мне принесли телеграмму от Вас из Гу-даут. Потом я срочно уехал в Москву — к своим докторам. Врачи потряслись тем, что астма стала уменьшаться и я почти здоров. От чего это произошло — расскажу Вам при встрече, — это фантастика.